Страница 34 из 106
Штаб 8-й армии въехал в роскошное трёхэтажное здание в стиле барокко, скрытое за массивными коваными воротами и известное под названием Дворца наместника. Пока начальник штаба армии генерал Ломновский[26] и генерал-квартирмейстер Деникин[27] бегали по этажам Дворца, делая необходимые хозяйственные распоряжения и отбиваясь от просителей, командующий армией Алексей Алексеевич Брусилов в парадном зале принимал депутатов от городского управления. В зале были представлены все слои львовского общества: тут были униатские и католические священники, раввины, судьи, чиновники патентного ведомства, промышленники, торговцы, ремесленные рабочие, профессора, студенты, был даже один вагоновожатый из трамвайного депо. Все они подобострастно и с некоторым беспокойством смотрели на русского генерала.
Брусилов встал из-за стола, энергичной, пружинистой походкой подошёл к депутатам и объявил им:
– Господа! Для меня в данное время все национальности, религии и политические убеждения каждого обывателя безразличны. Это всё дела, касающиеся мирного обихода жизни. Теперь война, и я требую от всех жителей одного условия: сидеть спокойно на месте, выполнять все требования военного начальства и жить возможно более мирно и спокойно. Наши войска мирных жителей трогать не будут, а все товары, покупаемые у них, будут немедленно оплачиваться русскими деньгами по курсу, установленному Главнокомандующим. Заявляю, однако, что уличённые в связях с австрийской армией или совершающие враждебные действия в отношении русской армии будут немедленно предаваться военно-полевому суду. Если жители смогут выполнить эти простые требования, никакой контрибуции на город я накладывать не буду.
Один из католических священников осторожно спросил генерала:
– Ваше превосходительство, а звонить в колокола нам теперь можно?
Брусилов удивлённо вскинул брови:
– Да разве вам кто-то запрещает?
Священник вздохнул:
– У нас есть строгий запрет прежних властей. Они полагали, что при помощи колоколов можно подавать сигналы неприятелю.
Брусилов улыбнулся:
– Распоряжения австрийцев меня не касаются. Отныне вы можете звонить в колокола и молиться сколько вам угодно. И чем больше, тем лучше.
Священники тоже заулыбались в ответ и пообещали призвать свою паству к спокойствию и послушанию. А вагоновожатый из трамвайного депо думал про себя: «А нас пугали, что москали одноглазые и с хвостами».
Как раз во время этой беседы рядовой Иван Иванов вошёл в особняк напротив Дворца наместника, временно отведённый под госпиталь. Вошёл не налегке: помимо вещмешка за плечами пришлось тащить носилки с тяжелоранеными. Раненых было огромное количество – это были жертвы крупного сражения на реке Гнилая Липа. Среди них были и русские, и австрийские солдаты – медицинская помощь оказывалась всем без разбора. Вид некоторых из них был ужасен. Один лежал на носилках и всё время рукой что-то пытался схватить в воздухе. Другой, с чудовищно обезображенным лицом и перекошенным вверх ртом пытался что-то произнести, но не мог, и от отчаяния и боли только страшно рычал, как зверь. Третий, с намокшей повязкой на животе, протяжно стонал и ворочался.
– Стыдно, барышня, – сказал рядовому Иванову корпусной врач Кравцов, пожилой генерал с безвольно опущенными вниз седыми усами. У него были худые, немного сутулые плечи и тонкие нервные пальцы. – Очень стыдно. Устроили маскарад, думали меня провести? А зачем вы вообще сюда приехали? Вам захотелось устроить себе экскурсию в действующую армию? Развлечься, так сказать, развеять скуку? Поймите, здесь вам не развесёлая оперетка, здесь – ад. На войне не место благородным барышням, если вы, конечно, не имеете цели подцепить какого-нибудь «витязя» из штабных и устроить свою жизнь с комфортом. Некоторые дамочки умудряются это делать. Ну-ну, не обижайтесь на меня. Поймите, здесь всё человеческое вытесняется из людей и остаётся только звериное. Поезжайте быстрее к папеньке с маменькой и не оставайтесь здесь ни одной лишней минуты!
– Ваше превосходительство, я уже работала в госпитале в Замостье, у доктора Цветаева. У меня есть опыт хирургической сестры. Не прогоняйте меня, пожалуйста! – чуть дрогнувшим голосом отвечала ему Римма. Она старалась не моргать, глядя в глаза Кравцову. «Лишь бы он не догадался, что я вру», – подумала она. Доктор Цветаев никогда не допускал её в операционную, это была привилегия самых опытных сестёр.
– Хирургической сестры? У Цветаева? – с сомнением переспросил Кравцов. – Зачем же уехали оттуда?
– Там был тыловой госпиталь! А я хочу на передовую. Если вы меня прогоните – всё равно доеду. Вы меня не остановите!
– Ещё одна экзальтированная истеричка на мою голову, – пробормотал Кравцов. – Ладно, пусть будет по-вашему. Отправляйтесь на сорок вёрст к югу, к Миколаеву[28], будете у меня работать в перевязочном отряде на передовой. Там сейчас идут жестокие бои, раненых много. Я напишу записку начальнику отряда. Я буду часто навещать вас. И только попробуйте при встрече мне пожаловаться, что у вас сломался ноготь...