Страница 35 из 106
Римма поехала к Миколаеву на подводе вместе с полковым священником и почтальоном. Священник неделю провёл в австрийском плену и только накануне был освобождён нашими солдатами. Теперь он возвращался обратно в свой полк. Он подробно рассказывал, как его били по лицу, как плевали в него и как сорвали наперсный крест, подозревая в том, что он переодетый казак. «Так же измывались и над всеми нашими офицерам», – уверял священник. – «Но хуже всего отношение к казакам, они у германцев и австрийцев считаются хуже грязных животных». Почтальон молча слушал и только повторял время от времени невпопад: «Грозна служба государева…»
Дорога была забита военными повозками, обозами, конной артиллерией, а в обратном направлении – местными жителями, со всем своим скарбом бегущими от войны. Римма была поражена увиденным вавилонским столпотворением. Казаки хлестали лошадей, возницы кричали, грудные дети надрывно плакали, пехотинцы со скатками через плечо шли вразнобой. Кто-то из солдат жевал на ходу сухари, кто-то курил махорку, кто-то балагурил и рассказывал анекдоты. Гусарские офицеры в лихо заломленных фуражках объезжали их по обочине, поднимая пыль столбом. Вдоль дороги валялись махорочные обёртки и консервные коробки.
Четыре часа пути тянулись долго. Свинцовая тяжесть заставила опуститься Риммины веки, и она сама не заметила, как задремала.
Ей привиделось, что она едет на подводе, смотрит на линию горизонта и видит там багровую тучку. Тучка приближается, становится всё шире, всё тяжелее, всё темнее, и вскоре закрывает всё небо. Из тучки падают первые капли. Римма подставляет руку и с удивлением видит, что капли оставляют на ней багровые следы. Римма подносит руки к глазам, рассматривает их внимательно, принюхивается, пробует капельки на язык – и замирает от ужаса: это кровь! Все люди вокруг – солдаты и беженцы – тоже останавливаются и в полной тишине разглядывают странную влагу на своих ладонях. Вдруг рядом начинает истошно вопить ребёнок: «Мама, я боюсь! С неба капает кровь!» И все люди отчаянно вскрикивают, визжат и бросаются бежать кто куда, с животным страхом глядя на небо.
Но убежать им не удаётся: капельки падают всё чаще, дробью барабанят по земле и по головам, и вот начинается сильнейший ливень – настоящие багровые реки льются с небес. Люди пытаются найти укрытие, закрыться рукавами, фуражками, но тщетно. Кровь хлещет за воротник, заливает глаза, рот. Багровые ручейки крови на земле соединяются в реки, а те – в бурлящие потоки, которые сбивают с ног, накрывают с головой. Люди тонут в крови. Человеческих криков почти уже не слышно, их заглушает шум кровавых потоков. Но сквозь бурлящий шум до Риммы доносится чей-то вопль: «Бога убили!» Сразу после этого небо раздирает напополам молния, и ухают раскаты грома, сначала несильные, потом всё громче и громче.
Наконец, очередной удар грома настолько оглушителен, что Римма проснулась в страхе, ничего не понимая и озираясь по сторонам. Она по-прежнему ехала в подводе. Священник и почтальон спали, укрывшись шинелями. На вечернем небе не было видно ни облачка, однако раскаты грома откуда-то и впрямь раздавались.
– Гаубицы, – спокойно ответил возница на Риммин вопросительный взгляд. – Мы уже привыкшие.
Желая успеть к месту назначения засветло, Римма соскочила с повозки и пошла быстрым шагом напрямик, оврагами, в том направлении, которое ей указал возница. Ей оставалось пройти меньше версты до линии наших окопов. Но едва она спустилась в первый овраг, как увидела впереди себя на расстоянии всего около ста метров всадников. Это был небольшой разъезд австрийских конных егерей. Он шёл рысью навстречу девушке. Она уже слышала тяжёлый храп и топот копыт передней лошади. Всадники сразу заметили её и закричали что-то. У Риммы сердце провалилось в пятки. Она, повинуясь инстинкту, развернулась и побежала что было сил к противоположному краю оврага, но, к своему ужасу, обнаружила, что и оттуда навстречу ей тоже едут всадники. Прежде чем Римма успела что-то сообразить, передний из них вдруг дико взвизгнул, вырвал шашку из ножен и пустил коня вскачь навстречу Римме, другие издали не менее жуткий вопль, пришпорили коней и бросились его догонять. Только когда всадники вихрем пронеслись мимо неё, обдав горячей волной лошадиного пота, перепуганная до смерти Римма заметила, что они в русских фуражках. Австрийцы не стали дожидаться стычки, развернули коней и поскакали прочь. Вдогонку им треснуло несколько ружейных выстрелов.
Наши не стали их преследовать, а развернулись и подъехали к Римме. Это были уланы. Первым подоспел высокий унтер-офицер, на вид лет тридцати. Это он ехал впереди всех и своей яростной атакой напугал неприятеля. У него было на редкость благородное, открытое, чисто выбритое лицо и непропорционально большой нос. Он не носил даже усов, что резко отличало его от товарищей.
– Мадемуазель, – галантно сказал унтер-офицер, соскочив с лошади, – ещё немного, и вы стали бы лёгкой добычей хищников. Вам невероятно повезло сегодня.
– Вы можете проводить меня в перевязочный отряд? – спросила Римма. Она невольно схватилась одной рукой за стремя. Ей было нехорошо от пережитого страха, колени подкашивались.