Страница 24 из 106
Степан выбрал себе лошадь поспокойнее, потому как не считал себя хорошим наездником, и поехал вместе с казаками. Разъезд в тридцать сабель во главе с урядником ехал по ровной шоссейной дороге, с обеих сторон обсаженной столетними буками. Раскидистые кроны где–то в вышине переплетались между собой, образуя почти сплошные изумрудные своды. За первым же изгибом дороги началась деревня, с аккуратными деревянными заборчиками крест-накрест, за которыми красовались каменные дома, увитые плющом, с ровными черепичными крышами. Жителей в деревне не было. Только в открытом окне одного из домов казаки и Степан заметили важного старого господина. Он курил сигару. Брови его были нахмурены, пальцы нервно теребили седые усы.
– Какой серьёзный барин, наверное, полковник, – сказал вполголоса один казак другому.
– Бери выше – генерал! – усмехнулся второй казак.
– Вредный, наверное! – предположил третий.
– Должно, сейчас ругаться начнёт, – подытожил первый казак.
Старый господин рассматривал их так же придирчиво, как и они его, и остался недоволен увиденным. Не сводя глаз с казаков, он коротко выкрикнул что-то сиплым лающим голосом, зло сплюнул и исчез в оконном проёме.
– Фомич, ты как в воду глядел! – засмеялись все.
Но вот за дальним лесом послышалась частая ружейная пальба, и все взоры обратились туда. Урядник махнул рукой в том направлении, казаки пришпорили лошадей и поскакали за ним. В Степановой груди что-то на миг неприятно сжалось, вслед затем отпустило, хотя сердце колотилось быстрее обычного. Он не знал, что все его товарищи испытали при первых звуках выстрелов нечто подобное. Как только разъезд выехал из деревни, раздался глухой хлопок, за ним протяжное завывание, и в ста шагах впереди от урядницкой лошади белым облачком лопнула шрапнель. Вторая разорвалась уже в пятидесяти шагах, третья – в двадцати. Урядник натянул поводья, повернул вправо, в поле, и дал шпоры лошади – весь разъезд галопом пошёл за ним. Новый снаряд разорвался прямо над казаками, легко ранив двух лошадей и продырявив шинель тому, который боялся, что седой господин будет на него ругаться.
Урядник взмахнул ногайкой и лошади прибавили ходу. Степан вжался в седло и согнулся в три погибели, ему было не по себе от воя шрапнели. Лошадь его неслась галопом, расстилаясь по земле, едва касаясь её. Наконец, разъезд съехал в овраг. Обстрел прекратился, и можно было немного передохнуть. Дальше за оврагом начинался сосновый бор. Казаки рассыпались лавой и въехали в лес. Заряженные винтовки лежали поперёк сёдел, шашки были на вершок выдвинуты из ножен. Напряжённым взглядом все всматривались в лес, ожидая нападения.
«Бабах!» – раздался залп из леса, за ним затрещали выстрелы. Как швейная машинка, застучал пулемёт. За деревьями замелькали люди в синевато-серых шинелях. Урядник скомандовал: «К пешему строю!» Все соскочили с коней, передали их коноводу, который их быстро увёл в лощину, а сами побежали вперёд и залегли. Степан тоже прижался к земле, скрытый густым папоротником. То там, то здесь из леса выдвигалась согнутая синеватая фигура в островерхой немецкой каске, быстро скользила между кочками до первого прикрытия и оттуда, поджидая товарищей, открывала огонь. Казаки недружно отвечали. Урядник сообразил, что им грозит атака и шёпотом приказал подпустить немцев поближе.
Немцы по команде встали и пошли в наступление цепью. Казаки приготовились. Степан видел немца, шедшего во весь рост прямо на него. «Вот он – чёрт с рогом», – подумал Степан. Немец был большой, но какой–то нестрашный. У него торчали уши, поверх ушей торчал островерхий шлем в полотняном чехле, верхушка которого действительно была схожа с рогом, из-под шлема торчали рыжие вихры, а стёкла очков поблёскивали. Степан мог разглядеть даже глаза, нос, рыжие усы, плохо выбритый подбородок и пуговицы на его синевато-серой шинели. Руки Степана дрожали. Но не от страха – он знал, что не один, и рядом товарищи. Беда была в том, что он не знал, как выстрелить в человека. До сих пор ему не приходилось убивать; в деревне даже скотину он не мог забить сам и просил об этом брата.
Чем ближе подходил немец, тем сильнее Степана бил озноб. Степан смотрел, не мигая, только на «своего» немца и никого другого ни слева, ни справа от него не замечал. Наконец, Степанов немец приблизился к настолько близко, что разглядел Степана. Немец вскинул к плечу винтовку, но Степан, не соображая, что делает, как во сне, первым нажал на спуск. Он не услышал своего выстрела. Слева и справа рванул воздух неровный ружейный залп. Все немцы куда-то попадали, и Степанов немец куда-то исчез, как сквозь землю провалился. В тот же миг на Степана выкатился немецкий островерхий шлем, и тут же Степан увидел прямо перед собой его рыжую, вихрастую макушку – немец рухнул головой вперёд, очки его хрустнули, и одна из линз выскочила из оправы и покатилась по земле.
Какая–то сила оторвала Степана от земли. Не помня себя, он вскочил на ноги, наступил на что–то мягкое и побежал вперёд за всеми, выставив вперёд штык и надрывно крича «а–а–а–а–а». В этот момент память отказалась ему подчиняться.