Страница 10 из 158
– Закатом цвета рыжего янтаря, – со странной грустью подхватила Макото. – Прямо как рассказывала сестра.
– Рассказывала… о чём?
– Нет, ни о чём. Шин, знаешь, наверное, мне уже пора… Вечереет, – стараясь не смотреть в мою сторону, девушка быстро поднялась на ноги и поискала взглядом свою белую сумочку.
– Подожди, – я сам испугался собственного голоса. Нет, он не был ни пугающим, ни даже грубым. Просто в нём было достаточно металла, чтобы Макото застыла на месте хрупкой мраморной статуей. Одетая во всё белое, она была акцентом цвета и света во вдруг ставшей слишком тесной гостиной. – Это очень важно для меня. Ты должна ответить: что связывает меня и Хитоми? Что она говорила о закате?..
– Это было на вашем первом свидании, – лицо Макото раскраснелось от смущения, а в уголках её глаз появились крохотные хрусталики слезинок.
– На… свидании?! То есть… Я и Хитоми? Разве это возможно?..
– Шин не помнит?! – голосок девушки вдруг принял образ почти истерического вскрика. – Но сестрица… Это было так важно для неё! Это так много значило! А Шин… забыл?!
Пытаясь сдержать рыдания, Макото бросилась в коридор, шумно пробежала по дощатому полу и уже где-то там, далеко-далеко за гранью моего осознания, вдруг возник перестук её лёгких босоножек. Она убегала так быстро, как только могла, наверное, не находя больше слов для оправдания всего того, виной чему я так или иначе стал. Даже она на миг возненавидела меня, самая чистая и нежная из всех, кого я знал, возненавидела неосознанно, но дерзко… Наверное, это ощущение было для неё совершенно новым, пугающим, неприятным.
Снова замкнув поток вспыхнувших эмоций на витое кольцо безразличия, я с мрачной самоиронией осознал, что заслужил неприязнь уже двух дочерей Дома Амамия. Наверное, в древности за подобное могли казнить или назначить пытку, что была страшнее смерти, но сейчас… Сейчас власть Домов не распространялась так далеко.
Я хотел умереть. Где-то в глубине сердца я сожалел о том, что не буду приговорён к смерти величественным перстом Амамии Тоно, матери Дома. Ведь, если задуматься, во всей деревне важнее Мегуми, Хитоми и Макото – ну и Ёске, конечно, – для меня была только Рика, только кровная мать.
Всего три дня прошло, и я остался один на один с собственным одиночеством. Три дня – и я лишился почти всех, кем дорожил…
Как будто бы какое-то проклятие вдруг обрубило все корни, что ещё держали меня в этой земле, в этом доме, в объятиях удушливо пустого воздуха. Да… «какое-то проклятие»… От этой мысли стало ещё хуже. Навалившаяся на плечи невидимая и неосязаемая горечь вдруг оказалась внутри, подмяла под себя то, что обычно принято называть душой.
Я нервно расхохотался своему нелепому положению. На самом деле это не было так весело, как казалось – находиться в опустевшем доме в окружении собственных страхов, без друзей и видимых врагов, но… Я всё-таки смеялся. Смеялся над самим собой, намеренно перекрывшим более чем весомую часть своего прошлого, возможно, самую важную его часть, только потому, что испугался бросить вызов последствиям.
И если ничего не изменится, то в ближайшее время я просто испепелю сам себя, сгорю изнутри, сойду с ума, утону в омуте зудящей где-то в глубине черепа паранойи…