Антилонеллизм (anti-lonely)

 — Ну, мне интересно. Я вот даже не знаю, как вас по-настоящему зовут.

 — Какая разница. У шута нет имени.

 — Но, ведь сейчас ночь. Вы работаете только днем, сами говорили. В другой жизни у вас должно быть другое имя.

 — Резонно, — согласился он. — В другой жизни и было. Тремоло — это конечно прозвище. Встав, шут взял со стола бубенчик и потряс его.

 — Вот что это, собственно говоря, — сказал он, прислушиваясь к звону. — Когда одна нота звучит несколько раз, на струнах мандолины, гитары, то по-итальянски это называется "тремоло". В общем-то, так меня всегда и звали. Не считая того, что когда-то давно меня еще звали Энрико. Но и ничего больше.

Бросив колокольчик, он снова устроился в кресле.

 — А где вы родились? В Италии?

 — Кажется. По крайней мере долго жил там, с самого детства. Родители? — прочитал он следующий вопрос по глазам Луизы. — Не имею понятия, барышня, так что ничего не могу сказать. В младенчестве меня купила одна семейка. Карлики тогда были в моде, да и сейчас... Те люди были не вельможи, напротив, они рассчитывали заработать на мне. Но я был недостаточно уродлив, чтобы люди хорошенько раскошелились. Ну маленький, так что? Еще вырастет. Хозяева были не расположены ждать так долго, чтобы доказать маловерам, что таким я и останусь, и лет через пять продали меня в цирк. За приличную, насколько я знаю, сумму.

Тогда собственно и началась моя жизнь. Лучшие годы и воспоминания у меня связаны с цирком. Много, очень много лет. Дороги, дороги...

Едешь целыми днями в фургоне до какого-то несчастного городка, где еще не известно найдется ли хорошая площадь для выступлений, удастся ли поладить с полицией. А хищники! Их же кормить надо и лошадей тоже. Что за цирк без конюшни. Без конного аттракциона я имею в виду. Когда люди голодают это дело десятое, а зверей кормить надо строго по часам, как детей. Они ведь нас кормят. На одной месте денька три побудешь и снова в дорогу. Не куда-нибудь, а у каждой труппы свой участок, свои города. Через несколько лет, нескоро, меняются участками, чтобы снова шли полные сборы. Тяжело. Зато остановимся где-то в степи, разводим костры. Все хозяйки готовят еду, зовут попробовать. Народы разные и еда в котлах разная. Говорят все, шумят, смеются. Старики сидят у костра, молодые репетируют. Все друг на друга смотрят, спрашивают, интересуются. Фургоны-то разные, у каждого свой дом, отдельный, и большой, общий — цирк. Когда в дороге — хорошо или плохо — всё проходит. Сидишь по-семейному и, кажется, лучшего не надо.

Ну, от директора всё конечно зависит. Это вам не король, ему за своими подчиненными следить в оба надо, как отцу за детьми. Ну... Или как на корабле. Это здесь при дворе никому до другого дела нет, лишь бы сплетни узнать новые, и опять за своё. Как бы кого отравить, как бы нового любовника завести, куда, опять же, деть старого... И денег всегда не хватает.

Ну, денег у нас тоже не было. Вернее они всегда "только что были". Неуловимая вещь. Я сразу решил, лучше и не ловить. Сил на это много уходит, а работать некогда.

 — Вы в цирке были клоуном?

 — Что ты, это потом, много позже. Клоун — профессия мудрая, для человека с опытом. Куда молодому! Нужно на своей шкуре узнать тысячу вещей, чтобы потом такие пустяки как голод, болезнь кого-то из близких или своя, угрожающая обстановка с долгами, и прочие мелочи не мешали смешить других, у которых свои проблемы. Это само собой, святое дело, что до Клоуна надо дорасти.

Я сперва работал в иллюзионном номере, ассистентом факира. Потом с наездниками, с акробатами, да с кем только... с хищниками, в общем, во всех практически жанрах в цирке, а только потом, оказалось, что есть какой-то намек на способность работать с людьми. Без ничего. Идешь и говоришь. Или даже молча.

Луиза искоса взглянула на большой портрет цирковой наездницы, висящий справа на стене, и занимавший ее почти целиком. Красавица с цветком в углу рта, верхом на белой лошади взвившейся на дыбы, празднично улыбалась, подтверждая рассказ. Она надменно сверху смотрела на Луизу, ясно говоря: "Что ты знаешь о жизни, маленькая птичка. Нужен мне твой король, твой двор, я сама королева!"

Тремоло заметил ее взгляд.

 — Она давно умерла, — успокоил он.

 — Вы были знакомы? И конечно, ее любили?

 — Конечно, — просто подтвердил он. — Паяцам всегда так везет. Другие в цирке женятся и влюбляются по жанрам, им проще. Дрессировщик и смотреть не станет на воздушную гимнастку, если только не собирался сделать подобный номер, а жонглеру с иллюзионисткой просто нечего делать. Только клоунессы попадаются редко. Поэтому к услугам наших глаз вся афиша, выбирай кого хочешь. И конечно попадешь на самую красивую, да еще и дочку директора. Или вообще, на принцессу какую-нибудь.

Луиза не могла отгадать, говорил он серьезно или шутил.

 — А от чего она умерла? — кивнула на портрет красавицы. — Разбилась? Несчастный случай?