Страница 38 из 56
— А что же мне делать?
— Уезжайте домой. Зачем вам Париж, дитя мое?
— Ну да, зачем! Хотя вы правы, ни к чему, наверное. Но что я буду делать дома в провинциальной глуши?
— Жить. Разве у вас нет родителей, которые хотят вам добра?
— Есть. Но мы достаточно бедные...
— Постарайтесь удачно выйти замуж.
— Все блестящие женихи в столице, при дворе, где я найду подходящую партию в деревне?
— Ну, бегая за королем в городе, вы в этом также не слишком преуспеете. Помилуй Бог, дитя мое, кто, когда видел, чтоб кто-нибудь нашел при дворе своё счастье? А уж тем более мужа. Здесь есть только одно солнце. И попасть в его лучи туда, на вершину, все жаждут больше всего. Неужели ты думаешь, детка, что всеми средствами добиваясь своей цели, люди еще успевают смотреть по сторонам? Только не во дворцах! Вас заметят, лишь когда влезете на самый верх, но оттуда уже вы никого не будете видеть. Солнце глаза слепит, понимаешь?
Она двинула плечом, в знак того, что понимает его, но что сказать на это не знает. Тремоло видел прекрасно всё, что делается в ее душе. Она не составляла для него тайны.
— Тебе с детства внушали, что королевский двор — единственная возможность для хорошенькой девушки сделать карьеру. Ой, насколько ты не одна такая — сказать страшно. А сосчитать не берусь. Для того чтобы действительно добиться власти надо иметь очень крепкие нервы и непреклонную решимость принести в жертву всё, ради этой цели. Всё-всё, в первую очередь саму себя. А потом всех, кто стоит на твоем пути. Нужен такой запас честолюбия, чтоб, видя в твоих глазах это пламя, люди от страха в стороны шарахались. В зеркало на себя посмотри, разве железная маска власти это то, что тебе нужно? Она идет далеко не всем женщинам. И в основном эта страсть врожденная. Вы слишком юное и нежное создание, Луиза, чтобы позволить вам так хладнокровно губить себя. Впрочем, если вы так хотите...
— Я не хочу.
— Тогда уезжайте.
Она с интересом посмотрела на крошечного старичка, потом на марионетку сидящую с ней рядом, на кошку...
— А почему вы не стали меня отговаривать сразу? Почему не говорили о ядах, соперницах, черных мессах, наемных убийцах, ведь это действительно страшно.
— Страшно. Но не убедительно, — улыбнулся Тремоло. — Вы ведь знаете обо всем этом и знали с самого начала и всё равно: "... я стремилась сюда всей душой!"
Она засмеялась, когда карлик, передразнивая, повторил ее собственные слова. Шут вздохнул:
— Вы ведь ребенок, Луиза. Да, в общем, все люди — как дети. А кто не ребенок — ему же хуже. Значит, он забыл собственную натуру и ему давно неинтересна жизнь. Вы ребенок, а дети всегда желают того, что нельзя. Чем страшней — тем желанней. Так что удерживать вас или отговаривать смысла нет. Хотите — идите к своему королю.
— Не хочу, — повторила Луиза.
— Так бы и раньше.
— Нет, просто не хочу, чтоб меня однажды достали из ящика.
Она кивком указала на куклу лежащую поперек колен Тремоло. Он засмеялся. Забрал у неё короля и положил на прежнее место. Вторая кукла верноподданнейше последовала в сундук за своим повелителем. Ритта зевнула, лениво запрыгнула наверх и улеглась спать на крышке ящика с марионетками. Спектакль окончен.
Была глубокая ночь. Но спать Луизе не хотелось. И уходить она также не собиралась. Она чувствовала себя как на Рождество. Будто держала волшебный пряник в кармане только что снятый с верхушки елки.
— А часто вы так? — спросила она.
— Так? — Шут глубокомысленно сморщил чело и стал очень похож на статуэтку китайского божка. — Ну, бессонница у меня почти каждую ночь. Правда я нередко отправляюсь гулять по городу, но бывает и остаюсь дома. Но тебе-то интересно другое. Отвечаю: за десять лет ты — первая, кого мне удалось обратить на путь истинный. Раньше как-то не пытался. Ты первая, с кем мне захотелось заговорить. А было их тут... Немало, — тактично закончил он.
— А вы сами как попали сюда и где жили до этого?
— Ой, ой-ей, — замахал ручками карлик. — Это долгий разговор, ты опоздаешь на дилижанс.
— У меня своя карета. Расскажите, пожалуйста! — умоляюще и одновременно весело попросила она. — Ночь долгая. Это ведь моя последняя ночь при дворе.
— Честное слово?
— Честное.
— Ну хорошо. Но учти, мне вспоминать — только расстраиваться, а тебе никакой пользы от моей истории не будет. Что толку?