Страница 11 из 56
Я услышал, что полковник уезжает куда-то за океан. Я не люблю переезды, но, узнав, что меня не собираются брать, огорчился. Увы, правду я узнал через неделю. Разговоры конюхов, это такой источник который почему-то вечно недооценивают. Можно подумать, лошади плохо слышат, или уж совсем тупы словно овцы. Итак, я узнал, что полковник уезжает. А перед отъездом, он позаботился о том, чтобы у лошадей, его любимцев, были новые хозяева. В частности у меня. Меня выкупил мистер Герр-Шумахер, и теперь у него на меня все права. Я буду выступать с его цветом на попоне, завоевывать призы для него, да еще с ним же на спине!
Это уж слишком.
Но люди всегда решают за нас. Думают, что они умнее.
Мой новый хозяин думал именно так. К сожалению, пока Герр-Шумахер даже не стал еще моим хозяином, он не слишком прислушивался к советам конюхов и служителей, которые знали каким манером меня воспитал Сверчок. Конечно, кто ему эти люди, чтобы давать советы. Он опытный жокей, и твердо знает, что любой лошади легко плетью объяснить, чего от нее хотят (даже если лошадь не знает немецкого).
Теперь я понял, Герр-Шумахер был просто слишком богат для жокея. Я привык к людям для которых это профессия, а не просто так… В любом случае, выбора у меня не было. Через месяц — ежегодные скачки в Эскоте.
Мы выступали до этого в шести забегах. Два последних я проиграл. Хозяин решил, что мне нужны усиленные тренировки, я теряю форму. После этого, он стал только лично заниматься со мной, не подпуская близко тренеров, которых я знал. Врачи говорили, что у меня расшатаны нервы, но никто их не слушал. Герр-Шумахер говорил, что я всегда был горяч, но это и к лучшему. Кому нужна дохлая кляча! Он был уверен, я принесу ему победу.
На решающих скачках я был не единственный фаворит. Один серый в яблоках, на год младше меня — новичок, мог составить мне конкуренцию. Так говорили. Какой-то — Счастливчик Джо, никогда о нем раньше не слышал. Ну, из ветеранов, пара американцев могли подойти ко мне корпуса на два, но вряд ли ближе. Так что, ставили в основном на меня и на этого Счастливчика Джо.
И вот, выстрел! Летим, ничего не видя вокруг. Только где-то впереди знаешь, что реет флажок и вскоре, как увидишь его, коснется твоей груди ленточка финиша. Если придешь первым, конечно.
Но это еще не так скоро, до этого надо показать себя. Сперва идешь ровным темпом, надо беречь силы, а там… Соперники позади, сердце где-то под копытами, бьется по гравию, летишь, летишь… Ни о чем не думать, только слушать малейший приказ сверху.
Но в тот раз я с самого начала понял: что-то не так. Мои быстрые ноги не превращаются в четыре крыла, хоть убейся. Да, я шел первым. На гандикапе меня стал настигать Счастливчик Джо. Я его не видел, конечно. Почувствовал по поведению своего жокея, что мы не одни на дорожке. А флажок близится…
Что стал вытворять Герр-Шумахер, это не описать. Во-первых, потому что я не знаю таких немецких ругательств, какие тогда услышал. Во-вторых, когда так больно, ничего не слышишь и не соображаешь. Я не люблю ни плеть, ни шпоры, но шпоры — особенно. Герр-Шумахера об этом предупреждали, я помню. Я, правда, не вспомнил об этом предупреждении в тот момент, но дал наглядно понять, что при таком обращении не будет, ни гонки, ни приза.
Но к несчастью Герр-Шумахер также думал не о добрых советах, а о чем-то другом. Вероятно о том, что Счастливчик Джо отстает от нас всего на полкорпуса. Я слышал его нервный храп, Счастливчик обходил меня на последнем этапе гонки.
Наверное, мне ничего не стоило вырваться снова вперед. Но никто этого уже не узнает. В первую очередь — я сам. Потому что шпоры сквозь ребра впились мне в сердце и достали до языка, и так разодранного в кровь удилами и мундштуком. И я решил, что мне все равно. И резко встал, со всей своей ирландской дури, зарывшись четырьмя копытами в песок беговой дорожки. Успел увидеть, как мимо пронесся серый, сейчас весь потемневший взмыленный Счастливчик Джо. Вслед за ним черным пятном мелькнул Герр-Шумахер. Не удержавшись, он от резкого толчка перемахнул через мою "лебединую шею". Ох уж мне эти поэты! Видали вы когда-нибудь рыжих лебедей? Вот и я тоже…
Разумеется, жокей полетел кувырком. Я этого и хотел, но на миг испугался. Мне стало слишком легко, я не мог удержаться и тоже упал. Даже сквозь красный туман видел и слышал, как мимо пронеслись во весь опор остальные лошади…
Когда я очнулся, трибуны были уже пусты и вокруг стало тихо. Я, наверное, дошел до своего стойла, но этого совершенно не помню.
Приходил доктор. Падая, Герр-Шумахер сломал два ребра, жаль, что не шею. У меня была трещина правой передней бабки, чуть ниже колена. Доктор наложил шины, гипс и давал неплохие шансы, но мой хозяин опять не слушал. Его интересовал только проигрыш скачек. Он-то знал, что я сделал это нарочно…
После криков на все лады, что "шёртофф конь разорил ефо" и всего запаса немецкой ругани, так что эхо отражалось от стен конюшни и молодые трехлетки шарахались и недовольно храпели в стойлах, мне был вынесен окончательный приговор: на бойню и немедленно.