Страница 12 из 56
Я провел там почти сутки. Вечер, ночь и добрый кусок утра, пока (после перерыва на ленч) господа живодеры не соизволили зайти к нам. Часов проведенных там мне хватило на всю оставшуюся. И поскольку запас образования еще был, а жизни, похоже, не оставалось, я, выйдя во двор, взбрыкнул копытами (или нервами, кто их там разберет) и взял второй приз по сумасшествию за два дня.
Как я уже имел честь докладывать (случайно обмолвился, вы же помните), я с разгону сиганул через каменный забор и задал стрекача.
Мне вслед стреляли, но потом перестали. Наверное, никто не поверил, что я уйду далеко. Но про свою хромую ногу, трещину в которой я перевел в основательный перелом, я вспомнил мили через три, никак не меньше. Укоряя себя за то, что так быстро выдохся, я остановился пощипать травку, возле железнодорожной насыпи. Познакомился там с бандой бродячих собак и стал бродить вместе с ними.
Бродячих лошадей не видали? Зрелище не веселое, можете мне поверить. Но, в отличие от своих новых друзей, я мог для пропитания целыми днями оставаться на месте, что с моей ногой было очень удобно. А собаки мотались по всей округе и всё-таки, часто возвращались голодными. Это мешало нам полностью понимать друг друга, тем более, что я привык к людям, не любил грохота поездов и не мог выть по ночам. Поэтому вскоре я избрал иной путь, ушел с железнодорожной насыпи и, хромая, побрел по дороге в какую-то деревушку.
Там я практически впервые увидел детей. Впервые так близко. Они приносили мне яблоки, сахар, и хлеб, и я начал немного понимать старого пони из Мидлфорда, который любил говорить, какие чудесные создания дети. Они жалели меня, и никто не пытался влезть мне на спину, они же видели, что хожу я с трудом.
Недели две я пробыл бродячей лошадью в этой деревне. Потом, в один день все дети, сколько их было, куда-то пропали. Вечером двое из них объявились, они отыскали меня на лугу за деревней. Настаивали, чтобы я куда-то шел с ними.
Дети привели меня в бродячий цирк и просили вылечить. Наверное, им никто бы не смог отказать.
Циркачи забрали меня с собой. После Сверчка это самые понимающие в лошадях люди, которых я знаю на свете. У них были свои взгляды на мою ногу, и через полгода цирковой доктор сказал, что мне впору снова выступать на Дерби. Никто не поверит, что я не трехлеток! Очень надеюсь, что он пошутил.
Зовут они меня Шулером, а как же еще меня звать, если я — я и есть. Благодаря "особой примете" оставленной у меня на лопатке Китсом, установить мою родословную не составляло труда. Говорю же, эти люди разбираются в лошадях.
Возвращать меня Герр-Шумахеру никто не собирался. Для него я давно умер, впрочем, как и он для меня. Теперь я выступаю в цирке, и бесконечно счастлив. Со мной в паре работает такая блондиночка с белой гривой, что вам сказать. Иногда всерьез жалею, что я не поэт…
Я даже почти подружился с нашим тигром Ро-ро, он хотел бы, даже очень хотел меня съесть, но ему это не удастся. Пусть не надеется! И не такие, понимаешь, пытались…
У моего нового хозяина итальянца Пепино черные усы, блестящий цилиндр и теплые руки. Всё как полагается настоящему хозяину, которого я люблю. Жена у него — красавица. Она доказала мне, что и женщины в седле кое на что способны. Мой давний предрассудок практически пал, под ее нежным влиянием. Мы вместе работаем номер-гротеск. Это вам не то, что скакать по кругу и ломать ноги из-за финишных ленточек, которые все равно не чувствуешь. Это — искусство.
В цирке есть дети. Много детей, и я постоянно забываю, где — чьи. Они все меня обожают, и никогда не отправят на живодерню, я в это верю.
Сейчас мне не то восемь, не то девять лет, и я надеюсь остаться в цирке до конца своих дней. Ох, это будет еще не скоро… Тигру не видать моих похорон в своей миске, как Герр-Шумахеру не видать главного приза! Юность, как Дерби, бывает лишь раз, но я в жизни не чувствовал себя в лучшей форме. Ни на одних скачках!
И хватит об этом. Я — Шулер, сын Шутихи и Клермона, чистокровный ирландский рыжий выступаю в бродячем цирке, и пусть у меня выпадет хвост и грива, если я несчастен. Как сказал бы папаша Джимс, я не зря жую свой овес, и я этим очень доволен.
Всю жизнь я вел с людьми честную игру. А если пару раз передернул со смертью, так я не жалею. Видали бы вы мой аттракцион в цирке, сразу бы поняли, что жалеть мне не о чем. Можете убедиться сами, вход на представление стоит всего шесть пенсов. Приходите, мы будем рады развлечь "почтеннейшую публику", как называет зрителей мой Пепино.
Только, имейте в виду, господа, сахар я просто так из рук не беру. Только у своих.
Такое вот у меня благородное воспитание…
*****
Надеюсь, вы не думаете, что такое влияние оказало имя? То есть, был бы он не "Шулером", не скользнул бы за грань, отделяющую законопослушных граждан и "правильных" лошадей от таких бандитских личностей?
Или Фея стала "не от мира сего" только потому что она — "Фея"?
Что же сеет ветер? Движение деревьев или горячее дыхание одного-единственного костра на далеком берегу, который не увидят с борта ни одного корабля?