Крылатая. Страшась полета

Воздушный змей грациозно покачивался на ветру, покорный его порывам. Бечевка со звоном натягивалась в руках, словно игрушка норовила утянуть и меня в небесную синь, навстречу облакам и жгучему солнцу. Дети с визгом скакали вокруг, наперебой выпрашивая возможность подержать строптивую игрушку, так и рвущуюся из рук. Теплело не с каждым днем, а казалось, с каждым часом, и погода радовала уже не теплыми, а откровенно жаркими днями.

— Кйасивый, — протянула малышка у самых моих ног, тыча пальчиком в небо и снова засовывая его в рот.

— Марта, пальцы, — автоматически одернула я девочку.

— А славно вы придумали, ленточек ему на хвост навязать, — улыбнулась старшая девочка, подхватывая сестренку на руки и вынимая у той палец ото рта.

— А я все думала, зачем ты за мной по швейным лавкам ходишь? — с улыбкой протянула Уля, прищурившись разглядывая наше с ней творение. — Золотые у тебя руки, Данька.

— Просто чертеж хороший, — отозвалась я, медленно отматывая веревку.

Мы весело толпились на лужайке за городской стеной, развлекая детвору старой, как мир, игрой. Детям веселье, нам с подругой развлечение, и всем хорошо. К этой забаве мы готовились неделю, и вот, высыпали вечером в поле, порадоваться устоявшемуся теплу. Детей собралось много, всех возрастов и происхождения. Занятия в академии закончились рано и теплый солнечный диск еще высоко висел на небе. По лугу носились мухи и бабочки, мычали задумчивые коровы, разбредшиеся по лужайке в поисках наиболее питательной травы, а пастух дремал под единственным на лугу дубом.

— А вы еще такой сделать можете? — отозвался из толпы Велька.

— Могу, — кивнула я. — Тоже такой хочешь?

Веля неопределенно передернул плечами. Да ему Козай и драной мешковины не даст.

— У меня еще есть лоскуток подходящий, — подмигнула я пареньку. — Заходи через парочку дней. Смастерим.

— Правда? — с восхищением уточнил мальчик.

— Я поищу у себя старых обрывков, — подтвердила Уля и объявила на весь луг: — Так что открываем мастерскую по производству змеев.

Дети весело засмеялись и принялись хлопать в ладоши. Как мало нужно для счастья! Взрослые ищут поводы, способы, а дети… дети радуются малому. Я передала веревку Веле и присела на разогретую за день землю. Хорошо!

— Хорошо ты это придумала, —  сообщила Уля, усаживаясь рядом.

— Только теперь нам покой не светит, — хохотнула я, разглядывая трепещущего на ветру змея.

— Переживем, — хмыкнула Уля. — Оно того стоит. Смотри, какие они счастливые. А счастье полезно для здоровья.

— Слова истинного лекаря, — улыбнулась я.

— Тренируюсь, — усмехнулась подруга.

Дети визжали и смеялись, Веля, преисполненный гордости за оказанную честь, зорко следил за движением алого пятна в небе. Мы с Ульяной блаженно валялись на траве, щурясь на яркое светило. Земля дышала теплом и влагой, щекоча спину молодой травкой, в небе носились стрижи, плыли облака, летали ранние мошки. Просто хочется вздохнуть поглубже и улететь вслед за змеем, за облаками, за стрижами, прижаться к такому теплому солнышку и в обнимку с облаком раствориться в этом покое. Краем сознания я заметила, что дети как-то притихли, подтверждением, что что-то неладно, стал Улин тычок в бок. Нехотя перевела взгляд с бескрайнего неба на толпу детей, странно сгрудившихся в стайку, на побледневшего Вельку... Так. Теперь ситуация прояснилась. И вправду, стоило мне повернуться, как взору предстал Козай с налитыми кровью глазами. Ну, точнее, он за ворот налил, а глаза уже налились самовольно. Мерзкий тип, скандалист и просто скотина. А еще опекун Вели.

— Вот ты где! — гаркнул мужик, огибая нас с Ульяной.

— Я на минуточку только...

Веля всхлипнул и спрятал руки за спину. Под громкий вздох детей отвязавшийся змей взмыл в воздух, мазнув на прощание пестрым хвостом. Веля всхлипнул и, вжав голову в плечи, шагнул к дядьке. Я проследила за удаляющейся алой точкой и со вздохом поднялась на ноги. Вот принесла же его нелегкая!

— Тетка с утра спину гнет, а ты тут...

— А я видела, как Матрена на лавке с купчихой семечки грызла, гнутой спины не заметила, — встряла я, плавненько подбираясь к Веле.

Козай сощурился, скрипнул зубами, но смолчал. Студентов трогать боятся. Даже если сам не маг, поди знай, кто у него друг, так что Козай просто молча схватил Велю за руку и поволок прочь.

— Снова выпорет, — печально заключила Уля.

— Дать бы ему раз по шее, чтобы знал, как это, — зло рыкнула я.

— А толку? Велька-то с ним останется, — блеснула логикой Уля.

— Давай домой идти, — устало попросилась я.

Гадко от всего этого. Столько вокруг боли, а помочь не можешь. Велька часто возле нашей лавки ошивается, дабы домой не идти. Забрать бы его, да только Козай не отпускает. Опекун, чтоб его подняло и размазало. Ему не опекать хочется, а бесплатного батрака под боком иметь, вот и впился в мальчонку мертвой хваткой. А без его согласия мальчика нам никто не отдаст. Мы с мастером узнавали.

Дети разбрелись по поляне, Уля, помахав на прощание, утопала в общагу, а я поплелась домой. Веля все не выходил из моей головы, а я не понаслышке знаю, каково это, быть зависимым от воли того, кто старше. Сколько их, таких детей, одиноких сирот, брошенных на произвол судьбы, во власти злых и жестоких взрослых? Когда-то я тоже стала одной из них, выброшенная на обочину жизни девочка из знатного, но, увы, опороченного рода. И что такое побои, карцер и унижения, я узнала в полном объеме.

Та жизнь вспомнилась, словно во сне, далекая, нереальная... жестокая. Я родилась в семье придворного алхимика, любимая отцом, знавшая дворец как свой родной дом, носившаяся по коридорам с молодой княжной и княжичем. Я смеялась и веселилась, огражденная от злой правды жизни, веря, что мир — это сказка и зло всегда гонимо добром. Отец оберегал меня, потакая всем забавам и капризам, он думал, что защищает меня от жизни. Оттого ее удары стали для меня такими болезненными, убив навсегда ту девочку, что верила в добро и сказку. Увы, с того самого вечера, как на пороге я увидела стражников тайной службы, моя жизнь стала кошмаром на долгие годы. Отца обвинили в измене и, после скорого суда, так же скоро казнили, лишив всех титулов и имущества. Что спасло меня от ссылки, я не знаю по сей день, но мерзкое ощущение, что отец пошел на какую-то сделку с дознавателями, не дает мне покоя. Я попала в приют. "Радужная девочка" вмиг растеряла все свои краски, потеряв единственного близкого человека и попав к детям, выросшим на улице. Но с ними-то найти общий язык оказалось не так сложно, куда сложнее с взрослыми. Их видение послушания и прилежания были далеки от тех, что проповедуют в семьях. Порка, на их взгляд, была куда эффективнее слов. Надо сказать, пороли меня часто. М-да. "Веселое" было времечко.