Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 53

Посчитали, прикинули, и поняли, что до весны не дотянуть. Как объяснить голодным глазкам детей, что надо есть меньше…?

—Ира, помнишь голод, помнишь, как Бог дал много рыбы в прудах. Маныч* тогда спасла много людей. (Маныч-река, которая занимает большую территорию в Калмыкии, Ставрополье и Ростовской области. В отдельных местах её ширина превышает два километра)

—Помню, но чем и как рыбу ловить мы не знаем.

—Жизнь научит.

Зима уже бросила на землю обильные снега, а буйный степной ветер подхватил их и понес по белу свету, заполняя яры и балки, заставляя всё живое прятаться от стужи.

Среди снежной степи, среди метели затерялся домик, в котором жили семьи Изотова и Носова. Соседние дома так и не успели достроить и заселить.

Лампу не зажигали. На керосин не было денег. Каждую копейку, заработанную еще мужьями, берегли для детей. Зимние вечера длинны и тягучи, дети, ложась спать, просили, есть, но если их сейчас пожалеть, то через месяц другой придет голодная смерть.

Тихо постучали, Катя бросилась к окну и с опаской спросила:

—Кто там?

—Свои.

Ирина и Катерина переглянулись.

—Кто ты?

—Что по голосу не узнаешь, Самойлов я, Иван.

—Ты один?

—Да один.

—Зачем пришёл?

—Девчонки, я с добром пришёл, откройте.

—Приходи днем.

—Днем нельзя….

—Уходи, у нас не разживешься, уходи….

—Девки, вы меня не так поняли, для этого дела на центральной усадьбе вдовушек хоть отбавляй.

—Чего тебе надо, уходи, детей перепугаешь.

—Я привез вам пшеницы, директор прислал.

Ирина и Катя переглянулись.

—Не обманываешь?

—Я уже замерз, открывайте.

—Сейчас.

Катерина распорядилась:





—Иди, открывай, а я стану за дверью с топором, если что не так, я его по темечку.

—А сможешь?

—У нас дети, и потому я все смогу.

Распахнулась дверь, впуская клубы холодного воздуха, и запорошенного снегом с ног до головы Ивана Самойлова.

—Здравствуйте, бабоньки, заморозили совсем.

—Рассказывай, зачем приехал? — спросила Катя, не выпуская из рук топор.

—Как вы тут живете? Ночь, мужиков нет, не случилось бы чего.

—Любишь ты, Ваня поговорить, скажи лучше, с чем приехал?

—По приказу директора, привез вам мешок муки, мешок зерна, немного соленого мяса и пару килограмм пшена. Кашку детям сварите.

—Вези назад, у нас платить нечем.

—Так денег и не надо, директор сказал: «Отвези и держи язык за зубами». Не переживайте, девки, помереть с голоду не дадим.

—Так мы теперь враги народа, — опешили женщины.

—Сделал Бог баб, а ума пожалел, щепотку отпустил. Я тоже враг народа с тридцать седьмого года. А почему я враг? Наверное, потому, что всю жизнь гнул спину на Советскую власть? У вас же четверо детей, они тоже враги народа?

—Ты лучше бы помалкивал, а то найдется, кому донести.

—Кому я нужен хромый? На войну не взяли, говорят: «Калека», а НКВД меня боится.

—Ох, и любишь ты, Иван, балаболить, доведет тебя это до беды. Идем разгружать.

Содержимое саней разгрузили в кладовку, но Иван не торопился уходить.

—Магарыч ждешь? — спросила Катя, улыбаясь благодарными глазами.

—Дык, если есть, для сугреву….

Ира, вытащила из сундука бутылку водки, которую берегла для «пожарного» случая и протянула Самойлову.

—И правда, Бог пожалел бабам ума.

—Мало? — спросила Ира, — у нас больше нет.

—Нечто я изверг, не понимаю, для чего бережёте, чего стоишь, тащи кружки.

Иван открыл бутылку, и влил в каждую кружку грамм по двадцать. И строго приказал:

—Спрячьте! Даст Бог, еще привезу закуску. А теперь выпьем за то, чтобы хлопцы ваши вернулись.

Катя метнулась к столу, принесла по корке хлеба. Выпили. Иван засобирался домой, у двери остановился.

—Еще не сказал, что прогнали наши фашистов из Ростова, даст Бог может вообще перебьют. Теперь все, девки, прощевайте и не ругайтесь, за выпивку, это для порядка….