Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 142

В Санта-Монике ночами казалось, что город вдыхал свет звезд и выдыхал теплом. Если немного прищуриться, можно уловить, что над землей подрагивает легкий пар от нагретого асфальта. А у самых заборов и каменных стен домов, за день впитавших солнце, становилось особенно уютно.

По Мейн-стрит шла женщина с хрупкой фигуркой и короткими волосами, среднего роста, но высокие каблуки добавляли еще сантиметров шесть. Ярко-желтая пышная юбка покачивалась от движения, и напоминала остатки богатого бального платья. Полы ярко-красного пиджака женщина постоянно и как-то нервно поправляла тонкими ладонями, затянутыми в сетчатые бежевые перчатки с кружевными оборками.

Незнакомка шла, чеканя шаг, слушая, как гулко от стен отбивается звук. Представляла, как напуганные эхом, дворовые кошки и бездомные псы поджимают уши и пятятся в тень, как сонные птицы мелко встряхивают перьями, как полуночные курильщики нервно затягиваются дымом.

Если закрыть глаза и послать тени призраков вперед, то множество глаз проникнет в чужие квартиры, посмотрит сквозь глаза спящих, страдающих, томящихся или счастливых людей, соберет крохи эмоций и ласк, обрывки сновидений, фраз и желаний. И тогда голод, вопреки убеждениям Вампира, усилится до невыносимого зуда клыков. И их острые концы пронзят середину языка. Резкий привкус крови скользнет в горло. Голод станет невыносим.

Она остановилась. Знала, что если пройти еще два квартала вперед, то за изгибом улицы обнаружится полуночное кафе. От запаха алкоголя там можно сойти с ума, а на густой табачный дым — опереться, когда ноги устанут держать.

Об этой забегаловке знали немногие. Ее любили шлюхи, продавцы дури, сытые мужчины, жаждущие телесных приключений и игр, под видом которых в глубоких подвалах устраивались нелегальные бои, и… Она терпеть не могла это "и", потому что крохотная частица ставила ее и подобных ей вровень с человеческими отбросами.

Вампиры. Она лелеяла это слово, но по идиотской причине оно замалчивалось даже Верховными. Создателями, которые воспитали себе последователей, наделили их могуществом и силой, а потом настрого приказали скрываться.

Женщина поджала губы, стиснула в немой ярости кулаки и представила, как мгновения падают невесомой пылью, замирают, почти касаясь земли. И тают… С ее губ было готово сорваться возмущение устоявшимися правилами, когда тот, кого она ждала, но не хотела видеть именно сейчас, легко приобнял за талию.

— Идем, — громкий шепот мужчины, — почти любимого, но уж точно родного, — раздался у самого уха. Его темная змеистая душа тут же юркнула в просвет между домами.

Женщина повернулась, провожая ее взглядом, и улыбнулась. Пора идти на охоту.

Спутник охотницы был на полголовы выше нее, несколько нескладен, словно чего-то в себе стеснялся. У него были полные губы, открытое лицо и вихрастая русая шевелюра, которые смотрелись гармонично и как-то сразу располагали к себе. Но больше всего невозможно было оторвать взгляд от его необычных темно-синих глаз. Они завораживали, играли собеседником, располагая и незаметно подчиняя.

— Душа моя, я тебя заждался, — не унимался мужчина, игриво прикасаясь губами к женской щечке. — Элис, ты слышишь меня?





— Угу, — сосредоточенно промурлыкала она, облизывая пересохшие от желания губы.

Он принадлежит ей. Марон. Тот, кто когда-нибудь, — совсем скоро, если верить обрывистым видениям, — подвинет старшего брата Маркуса с его каменного трона. А Анна… При чем здесь она? У нового Верховного будет своя королева — Элис.

— Идем, поедим. У моря, как ты любишь, — он увлекал ее в узкий проем меж низкими домами.

Ей не нравились охоты в этом приморском городишке. Здесь всегда доступные проститутки с горькой кровью и телами, навечно впитавшими чужие запахи. Если присмотреться, они похожи на крыс, — худых, вытянутых, наверняка, болеющих. Вонзаешь клыки и кисловатый пот потом долго не исчезает с эмали, дерет горло, незаметно отравляет вампира отбросной кровью.

Элис хотелось холеных жертв с ухоженными, напомаженными телами, с запахом дорогих духов и косметики. Чтобы сладковатая кровь, как созревшее вино, обнимала горло и густо оседала в желудке. А Марон запрещал. Говорил, что если "такие" станут умирать, их сразу хватятся, и о спокойной кормежке придется забыть.

Она молчала. Терпела. Сдерживала желания, пока возможно, и втайне мечтала, что когда-нибудь искоренит дурацкий запрет, ограничивающий "богов".

Радовало, что найти здесь жертву нетрудно. Потом заманить хрустящими купюрами, увлечь в уединенный уголок, окруженный кирпичными стенами. Недолго целовать, ласкать, изображая, изголодавшееся по ласкам, трио. Важно только не думать в этот момент о вкусе девкиной кожи и, что хуже всего, отрешиться от ее запаха. Для Элис такие всегда пахли тухлятиной.

Вампирша быстро входила в раж. Едва боролась с подкатывающим к горлу желанием сожрать, проводя языком по вертлявой шейке девчонки. Старалась верно играть отведенную роль, не забываться. Марон здесь! Контроль, вечный контроль!

Душе-фениксу внутри нее хотелось вонзить в податливое тело клыки, представить, что яд может сделать из органов жижу, которую было бы намного удобнее и приятнее пить. Угораздило же Марка изначально стать змей! Интересно, вселись он в паука, получилась бы достигнуть такого эффекта и рождать людским телом подобный яд?