Страница 96 из 123
29 августа по оперативным данным опергруппа задерживает лжемонтажника Жарникова по дороге из Забайкальского края.
На федеральной трассе, в десяти километрах от села Мухоршибирь, Жарников просит водителя остановить грузовик. Установщики возвращались со строительного объекта, сам преступник был в составе бригады. В маленькой сумочке мастера и замерщика Пиотровского, который является зятем владельца фирмы «У Петровича», лежит крупная сумма денег. В перелеске затаилась Жигули, в салоне сидят бандиты. Жарников подходит к обочине и несколько раз чиркает кремнем от зажигалки, показывая этим, что трасса свободна и можно «работать». Его удивлению нет границ, когда вместо автомобиля подельников из леса выезжает два милицейских УАЗа и из тёмных салонов выскакивают СОБРовцы в масках.
Бандиты, понимая, что попали в «жару», так на уголовном жаргоне называется предотвращённое сотрудниками преступление, бросают жигули и бегут в лес. Им удаётся скрыться.
Оперативники находят у Жарникова большой чёрно-зелёный шар канабис – сырца, который он собрал по пути на конопляном поле, и пистолет системы «наган». Повод для задержания есть, и Жарникова помещают в Сизо города N на улице 5 Гавань, строение 65.
Я не криминалист, не цепной статист, выкормленный на задворках министерств, и, равно, так же я далёк от теперешней журналистики, самозабвенно объедающейся байками о кровожадной власти, кровавой «Гэбни», я не буду выгораживать одних, валить всех собак на других, я совершено беспристрастный наблюдатель, и скажу, что каждый осознанно выбирает себе ту яму, в которой ему потом придётся гнить. Здесь мне бы не хотелось устраивать баттл под названием «бандиты Vs менты», но это противостояние – кладезь извечной драматургии, свободной от рамок беллетристики.
Иван Жарников попал в закулисье этого театра, являясь одним из актёров кровавой пьесы с названием «Жизнь», автор которой более чем неизвестен.
После многочисленных «бесед» со следователями, он весьма плохо выглядел. Его «разрабатывали» по полной программе. Следователи на допросах выбивали ему зубы, в специальных камерах, по наводке администрации, заключённые, которых ненавидит всякий «порядочный арестант», резали ему лицо «мойками» и били током. Таким образом, когда он попал на больничную койку, его вряд ли можно было перепутать с его братом— близнецом Сергеем. Но Иван Жарников упорно молчал. Кишечного комара он боялся больше чем всех застенков Министерства Безопасности. Он скончался через четыре месяца после задержания, не приходя в сознание в корпусе тюремной больницы при ИТК – 3 в посёлке «Северный». Тело его похоронили в безымянной могиле на заднем дворе. Никто бы не решился выдать родственникам этот кусок мяса, который когда-то был человеком.
Эти месяцы остальные члены банды находятся в подвешенном состоянии, они всё время ждут звонка в дверь, за которой непременно будут стоять оперативники.
Бандиты понимали, что следователи не дураки, и что Жарникову не удастся их убедить в том, что он работал один. Кто-то должен ещё «загрузиться» кроме уже пойманного Жарникова. Нужно сказать, что кротовинцы не надеялись на «крепость фанеры» своего подельника, это был лишь вопрос времени. Уголовникам было неясно, сколько их «Ваньчку» удастся прокрепиться, прежде чем «мусора его расколют».
Когда Иван Жарников был ещё жив и даже мог самостоятельно передвигаться, в Октябрьский отдел являются с повинной его брат— близнец Сергей и Николай Борзилин, по кличке Борзый, правая рука Андубина в его делах. Перед этим на сходке, организованной специально по этому вопросу, было решено, что Андубину «в кадушку нельзя», так как его сразу «напичкают свинцовыми шмелями, потому что он слишком много знает про « мусорскую конюшню». «Босота» получает новые сроки, а Андубину снова удаётся избежать цепких лап правоохранительных органов.
* * *
Я много размышлял над тем, почему у Феликса яркой линией во всех его произведениях проходит эта криминальная тема. Он прямо-таки влюблён во все эти «засаленные чифирбаки, которыми бьют по башке отщепенцев», в эти «продолы», «сучьи войны», почему ему нравится этот мир. Такая версия, что Чернов как писатель мечтал о бешеной раскупаемости своих книг, поэтому использовал эту тему, как наиболее популярную среди населения, сразу отпадает. Достаточно увидеть его ни с чем несравнимую мрачную светопись, эту изобразительную палитру, местами не только правдоподобную, но и даже жуткую, и нам станет понятно, что книги Феликса с популярными бульварными романами ничего общего не имеют. В нашем случае, если бы Чернов писал только об этом, не пользуясь своим даром корифея многослойности, его книги бы не стоили ничего. Посудите сами, кто бы стал читать такую прозу, где нет ни крутого героя, который идейно уничтожает всю эту зарвавшуюся воровскую знать, ни прекрасной любви к незнакомке, а есть только ссученный вор в законе, направо и налево косящий ряды, пусть и бандитов, но настолько романтизированных современной литературой и кинематографом, что даже он сам автоматически становился бы просто злодеем, каких свет не видывал. Но у нас Андубин не просто вор, это ещё и бог Анубис.