Страница 76 из 123
…—маски надо было одеть, ты думаешь, она нас видела?
—Гражданин Колючий, что там с нашим заказом?
…—да не должна бы, мы же уже спиной к ней стояли, если Баран не одыбает, не навесят.
—Наверное, оклемается, хотя, вроде ему не хило отсыпал, там захрустело всё…
—Прошу к столу, господа, — блестят железом зубы Ёжика. Два шприца с бурой жидкостью лежат на «дубке».
… на основании чего подсудимый Андубин утверждает, что гражданин Баранович сам обратился к нему за помощью в поиске угнанной Toyota Marino 94 – го года. Когда Андубин обнаружил автомобиль Барановича в селе Урик и вернул его владельцу, тот отказался платить, нарушая уговор. И даже объявил, что это сам Андубин похитил у него транспортное средство. Подсудимые утверждают, что пошли на преступление ради установления справедливости. На вопрос, зачем Андубин жёг потерпевшего утюгом, подсудимые, судя по всему, по предварительному сговору, отвечают, что гр. Баранович был извращенец и мазохист, и что перед их приходом сам оставлял себе эти ожоги…
…подсудимые на слушании дела ведут себя цинично, грубо шутят, и изменяют ранее данные показания...
Луна поднимается и заглядывает в окно кабинета архива, бросая на стопку дел круг света, порезанный решёткой на маленькие квадраты.
—Да не буду я эту пидарку носить, отвали начальник, вон у тебя по отрядам триста зеков, и тебе некому под шкуру залезть? Кто не работает, мы не работаем, Скифа, скажи ему, он по ходу не знает, как трудна работа артиста…
Андубин в подтверждение кивает головой и берёт на гитаре Am. Звуки расстроено и разрозненно осыпаются на пол.
«Тьфу»,— думает помощник по режиму и выходит на улицу, хлопая дверью.
На улице мороз минус тридцать пять градусов, а в бараке культурно – досуговой части, тепло, в кружке дымит чифир, а тонкие пальцы Табатникова высыпают на пол табак из гильзы беломорканала. Этот табак до последней пылинки потом будет подобран «чертями и шнырями», и скурен, завёрнутый в газету «Правда».
—А помнишь, Скифа, первого жмура нашего?
—Да как такое забудешь, каждую ночь снится, падла.
—Худой был, маленький, а умирать не хотел.
—Да кто хочет, насекомые даже из-под тапка срываются.
Худой маленький муж исторички — Хошимин, его так дразнили за тощую бородёнку, был внештатный опер, и спалил троих пацанов, когда они на выпускном ханкой вмазывались. Они его просили уйти с третьего этажа в зал, где был выпускной, а он артачится начал, ну Беня ему вкурил несильно. Через час пригрохотала «коробочка», и пацанам размотали по десятке. За нападение на сотрудника.
—Да никто его пса и мокрить-то не хотел, ведь надо же было тёмную устроить, но, а когда ему Глаз мешок на голову одел, то понеслась.
… Табатников заявил, что гражданка Бергман употребляет наркотики и алкоголь, и её заявления неадекватны и не имеют юридической силы. Экспертизой в её крови были выявлены метаболиты метадона, и алкоголь в больших количествах, что послужило причиной повторной процедуры опознания…
Поздно вечером Андубина и Табата вывели из камеры и в большой комнате поставили лицом к стене. Потом перемешали с оперативниками, взятыми на подбор. Кто-то был высоко роста кто-то наоборот плотным и сбитым.
—Не, знаю, кажется эти двое, вот этот и тот…
—Какие?
—Второй справа, и… четвёртый.
—Теперь по голосу.
—Так. Все говорим фразу: «Держи ему ноги»!
—Держи ему ноги! – хрипло сказал долговязый опер Петя Варенников, копируя главного героя дешёвого боевика.
—Не он,— сиплым от барбитуратов голосом говорит Бергман.
—Прослушайте все варианты.
Когда дошло до Андубина, от его зловещего шёпота, казалось, покрылся инеем потолок в комнате, хотя интонация была, как будто он попросил налить кому-то водки.
Бергман потеряла сознание.
—Лошади обоссанные, борода вам,— шепелявит Табатников, выплёвывая обломки зубов на бетонный пол,—ваша корова на колёсах едет, она у Цезаря с Гагариным вафлю глотает.
—Оппа, вот это кукуруку, в доме, где резной палисандр, не спокойная я, — произносит Андубин, когда за ним закрываются с громким стуком ржавые двери камеры за номером 45. Камера эта литерная, в следственном изоляторе имеет статус ПОР, помещения оперативной работы, а в устах арестантов «прессхата», тут сидят активисты вперемежку с пассивными гомосексуалистами.