Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 52 из 123

 Феликс ехал, сидел, шёл, чтобы только не испортить бездеятельностью тела  прорывающуюся авторскую мысль.

Он ходил на работу в музыкальную школу, где служил преподавателем по классу гитары, по пути обдумывая то, о чём он будет писать, и в его мозгу, растравлённом информацией, уже рождались великие образы.  За двадцать минут пешего хода  туда и обратно, в целом составляющих  академический час, он складывал   в своей голове материал будущего творения. Как будто ходьба помогала ему думать. Сидя в бетонном коробе, он не мог достичь такого  эффекта.

Первая его книга, которую он брошюровал в сером здании  типографии, была до невероятности непонятна. Но она была понятна, конечно,  ему. Он пришёл к нотариусу и зарегистрировал  авторские права. Он почему-то думал, что некий злодей  должен  украсть у него книгу, не понимая, что то, что ещё не создано, украсть нельзя. Кто и когда может деть куда-нибудь  тот безумный  черновский мир, бесконечный и уникальный, мир, который живёт благодаря энергии своего создателя, и который сразу же станет мёртвым и пустым, отделившись от него. Высокопоэтический  абсурд – украсть вселенную у Творца.

Нотариус оказалась женщиной  умной. За всю её практику никто не приходил к ней с такой просьбой. Она уже думала, что последний, кто писал серьёзные  книги, был, наверное, Достоевский.

Она,  видя человека, который написал роман, рассыпалась в любезностях.

«Если что-нибудь будет не так, то мы вам позвоним»,—сказала она Феликсу  и улыбнулась.

Феликс  не понял, что может быть  не так. Его мнительный ум уже рисовал страшные картины   политических репрессий,  он видел, как  его увозит чёрный воронок куда-нибудь на дальний восток.

Выйдя из конторы, он припустил домой сличать свою совесть с тем,  что можно было сказать здесь, в этом мире, хотя, по большому счёту, в этом мире  мало что можно сказать. 

Закончив первую книгу, он думал, что больше нечего писать, но он жестоко заблуждался.

 Третьего  ноября из окна автобуса он увидел вывеску  салона  ритуальных услуг «Анубис», и смог вспомнить, что это его  знакомый. На следующий день в его класс пришла ученица в кроссовках  «Osiris». Само провидение подсказывало Феликсу что делать.  Он тогда уже далеко ушёл от  каких бы то ни было богов и богинь, и думал написать роман о ворах в законе, а может быть, о третьей мировой войне. Но эти два героя, появляющиеся на страницах «Долины»  не пожелали остаться в эпизодических ролях, и потребовали о себе отдельной книги.  Анубис и Тот заявили о себе.





 Придя домой,  Чернов открывает    сайты о космогонии  Египта, и до поздней ночи изучает материалы. Потом он ложится спать, и  в длинных как сама жизнь,  коридорах  сна,  ему  являются боги,  мерещатся вертикальные  пирамиды, засыпанные жёлтыми  песками и древние войны.

Проснувшись, он понял, что должен писать о них, вечно враждующих между собой и таких земных богах.  Он чувствовал,  что  недостаточно внимания  уделил этим персонажам, и  что даже ему самому  непонятна их функция.

Никому не известно, как в головах писателей рождаются книги с такими запутанными историями, что можно только диву даваться.

 У Чернова были воры в законе,  Анубис и третья мировая. Обо  всём этом он хотел писать отдельно, но это не был бы Феликс,  если бы  он не   смог соединить на первый взгляд несоединимое.

В те годы Чернов  снова вспомнил Крым,  его он  посетил дважды в жизни.  И ему тоже нашлось место в его  повести.

Раскинувшийся вдоль моря славный город Керчь,  который   Феликс  исколесил поперёк и вдоль,    пришёл в его сны и снова застучал тёплым  дождём по крышам,  когда   Чернов  был  жителем забайкальской равнины, и зима уже с октября стояла предместьями зелёных сопок.

Он должен был  сказать что-то про Тавриду, так как крымский «аквамарин уже начинал гаснуть в его  глазах». Ещё немного,  и последний образ был бы навсегда стёрт из блокнота памяти. И хотя мировая литература  изобилует  произведениями  о Чёрном море и о петровских замках из ноздреватого ракушечника, возвышающихся на побережье. Но Чернова это не остановило, это была его собственная песня, хриплая ария прощания, с надрывом летящая над степью.

Сегодня мы открываем довольно увесистый том, который писался Феликсом почти полгода. В нём непостижимым образом соединились такие сферы,  сочетание которых мы вряд ли встретим в нашем  настоящем мире. Криминал и бандитизм, фантастические достижения науки и  псевдояпонская культура, политика    и революция, шпионы, явки, повстанцы, любовь, психиатрия,  и многое другое  увидим мы на этих страницах в неожиданном переплетении. В аннотации  Феликс написал, что его книга это мир, где сконцентрированы все жанры, от детектива до эссе, от любовной прозы до научно-фантастической повести.

 Все формы, которые автор  встретил  в мировой литературе, нашли воплощение здесь. Полистилистика и полижанровость – визитная карточка Чернова.