Страница 22 из 123
Они не помнят, сколько блуждали. Они пересекали какие-то ручьи, они поднимались на какие-то горы, они спускались в овраги, а жилья всё не было. Наступал вечер. Незадачливые рыбаки еле плелись на израненных ногах без надежды, без веры. В этих лесах в то время ещё водились дикие звери, и эта беда чудом миновала потерявшихся путников. Вскоре совсем стемнело. Феликс лёг на какой-то холмик и уснул. Его друг будил его, но Чернов не просыпался. Он устал той смертельной усталостью, которая рождает безразличие к дальнейшей судьбе. Сон, только сон, а остальное всё равно.
Когда он проснулся, было уже далеко за полночь. Друг его спал, прижавшись спиной к Чернову.
«Вставай, Жук»! —сказал он другу,—« мы должны идти». Жук встал, и дети, дрожа от холода, продолжили путь никуда. Когда они уже совсем потеряли надежду, Жук начал узнавать окрестности. Это был питомник. Так называется искусственно посаженная лесополоса. Жуковский узнал маленькие ёлочки. Рядом был дачный посёлок. По ветхому мосту пересекли Лабургу – холодную горную реку. На другом берегу пахло дымом из печных труб, и горели огни. Казалось, друзья были спасены, но это было только началом испытания.
Они начали стучаться в окна и просить впустить их погреться. Но им никто не открывал. Страх закрыл двери в человеческие сердца. Юные путники оставили попытки, и почти бегом, насколько им позволяли израненные ноги, помчались в сторону посёлка.
Всё, что произошло в дальнейшем, Феликс считает какой-то сверхъестественной борьбой тёмных и светлых сил. Как известно, «не бывает атеистов в окопе под огнём». Миновав одну опасность, дети, попали в ещё более страшное положение. В населённом пункте ведь был комендантский час.
Вот закончился пришкольный лесок, и сквозь кусты завиднелись пятиэтажные каменные дома, откуда до двухэтажек было рукой подать, а там беглецы уже почти что дома! Феликс еле перебирал ногами, его друг тоже плёлся кое-как.
Вдруг свет фар ударил из темноты, ломая на куски чёрную ночь, и выхватывая из её монолитного тела две низкие фигуры.
«Стоять»! – проорал железным голосом мегафон,—«стреляем на поражение»!
Феликс бросился назад в лес. Он мчался как ветер, не понимая, откуда в нём взялись силы для этого. Убегая, он услышал выстрелы. Стреляли по нему. В этот момент он думал только о том, как бы ему в глаз не воткнулась ветка. Ему почему-то казалось, что ему должен в глаз впиться сук. Временами он слышал тонкий свист пуль, летящих над его головой, и откалывающих щепки с деревьев. Вскоре лес закончился, и Феликс выскочил на освещённую улицу. Ног он не чувствовал. Он не слышал никаких звуков, не видел ничего. Несколько раз появившись в свете фар, он забежал в какой-то двор и прыгнул в подвальное окно. На его счастье оно не было заколочено. По щиколотку в ржавом песке он бежал мимо сгнивших досок и протекающих труб. По плечу его шаркнул косяк кладовки. Дверь была открыта, и Феликс с разбегу упал в кучу сырой дряни, от которой пахло плесенью. Как дождевой червяк он закапывался в неё всё глубже и глубже, пока не почувствовал, что дальше закапываться некуда. И почти тут же он обрёл способность слышать. Он слышал тяжёлые шаги, грязные ругательства, какие-то шорохи, крики, и совсем рядом чей – то голос:
«Ну его, здесь никого нет», и почти тут же автоматная очередь, прогремев где-то в другом конце подвала, зачавкала по мокрому заплесневелому картону в нескольких сантиметрах от его головы. Через секунду всё стихло.
Феликс пролежал в подвале ещё несколько часов, которые показались ему вечностью. Он замёрз, он периодически терял сознание, ему мерещилось, что надо снова бежать, он дёргал в бреду руками и ногами, он расталкивал сырое картонное пространство, пожалуй, он даже находился на грани жизни и смерти.
Позже, когда Феликс вспоминал эти события, он удивлялся, зачем вообще побежал. Он говорил, что до конца был уверен, что это —бандиты, и его хотят убить.
Утром его нашёл старик, по счастливой случайности спустившийся в подвал за картофелем. Старик услышал дыхание, и сначала подумал, что это какая-нибудь кошка, которых сотни бегают в округе. Каково же было его удивление, когда он разрыл в мусоре двенадцатилетнего мальчика. Два глаза загнанного зверя блестели в свете стариковского фонаря.
Феликс вернулся домой. Он нашёл членов своей семьи в ужасном состоянии. Они сотню раз за ночь похоронили и воскресили своего ребёнка. Бабушка допивала флакон валерьянки, дед сжимал в задубевших руках двустволку и смотрел красными от бессонницы и водки глазами в пол.