Каменная лодка

И я бы даже не сказал ни единого слова в   такую  пору,  но этот   замысел появился у меня ещё перед тем,  как Феликс начал заниматься литературой, а  жёлтые листки «Легенд Пятиречья»   были прижаты   складками  моего  портфеля  за несколько лет до того, как он обратился к этой теме. Таким образом,  я начал повествование о писателе, хотя     Чернов им ещё не был, я начал писать о романе  раньше,  чем  он был задуман Черновым, и, как знать, может быть,  я послужил каким-нибудь толчком ко всему  этому.  Однако,  добавлю, что никакой мистификации здесь быть не может, так как я давно был знаком с этим человеком, и мне был известны  его интересы в мире.

Огромный интерес так же  для нас представляет, конечно же, роман «Созвездие Орион», одиозное творение господина Чернова.  В данном повествовании мы детально разберём этот чудовищный опус,  который сам автор сопровождает  глобусом выдуманного мира и  картами  несуществующего звёздного неба. Не волнуйтесь, скучно не будет. Этот разбор не найдёт параллели с нудной школярской расчленёнкой,  когда на уроках литературы ученики старших классов по локоть в буквах роются во внутренностях романа какого-нибудь Ивана Ивановича, я поведаю вам, откуда наш эксцентричный автор взял свои образы, а это, поверьте, весёлая история.

В жизни самого Феликса  в то время происходили ярчайшие события, и я расскажу о них ниже, сохраняя хронологический порядок и не стягивая их  в пучок ради романического напряжения, которое некоторые   литераторы называют  «стретто».  Эту тенденцию нагнетания  мы  сможем проследить   во многих  крупных литературных произведениях,  сюжет  которых авторы  «списывают»  со своей не бушующей жизни. Преимущественное кредо наблюдателей лишает их активной роли в ней,  и со сцены пересаживает в пустой зрительный зал. Жизнь по внешнюю   сторону обложки  вообще не может быть сжата, там должны быть длительные  паузы  и репризы между витками развития, чтобы оставалось  время для осмысления. Иначе,   зачем тогда жизнь, если невозможно понять её.  

Кому теперь известно, зачем я взялся за это дело, но остановиться я уже не мог. В действительности – такие вещи надо делать по горячим следам, и, лучше я  создам  этот  текст сегодня,  пока Чернов  лазает по Гималаям,  чем когда он умрёт,  и о нём через триста лет напишут скользкую  книжку.  Возможно,  мир тогда будет иметь совершенно другие ценности, и, как знать, будут ли они совпадать с черновскими. Шутка ли, что  сегодняшние исследователи творческого пути своих талантливых  предшественников – уважаемые гуманитарии, аспиранты и кандидаты  наук  рассказывают нам,  сколько Иоганн  Бах под кислую капусту  выпивал красного баварского пива за обедом, или сколько клюшек для крокета  сломал Гессе, сочиняя «Игру в бисер».

Замысел романа о северной Индии, утопающей в крови под гнётом  мусульман, возник в голове Феликса после того,   как он однажды увидел  ролик под названием «сикхи – воины мира».  Этот оксюморон поразил его  до такой степени, что он стал носить  несовременные  семейские  трусы до колен, стальной браслет на правой руке, и заказал себе гнутый клинок – символ духовной защищённости, без которого ни один уважающий себя гурмукх  не выйдет на улицу.  За   ношение  этого  сувенира Феликса    неоднократно  задерживали  органы правопорядка, (слишком уж воинственно   топорщился   на его боку кусок индийского металла, зачехлённый в красную кожу),  но, разобравшись,  выпускали  новоявленного  сикха и возвращали  кинжал   обратно, так как лезвие  не превышало допустимой длины, и этот фетишизм Феликса  не мог быть квалифицирован как хранение холодного оружия.  В каноническом варианте на лице посвящённого в Хальсу  ещё   должна в изобилии произрастать   борода, но наличие в крови Феликса восточноазиатского гена не способствовало буйному росту лицевой растительности,   и он компенсировал это длинными волосами, в которых он носил  деревянный гребень Kangha, — последний, пятый предмет, атрибут мудрости, символизирующий невмешательство в Божественный Промысел[2].

Однажды какой-то боксёр  боёв без правил или «кикер», как  их сейчас называют, сказал Феликсу, что длинные волосы это символ пацифизма и бабства.  Феликс уничтожающе посмотрел на него и изрёк:

—Ты, уважаемый, видимо, истории не читал (боксёра выгнали из школы в восьмом классе), ты вспомни славянских князей, у них только холуи лысыми ходили, в армии бреют наголо, чтобы легче было стадом управлять.  Боксёр после этих слов поскрёб пятернёй свой лысый  череп, в  котором у него должны были быть мозги,  задал туда вопрос, но  не нашёл там ответа.

—За валаса можна нихерова  паймать, — изрёк он, — я четал в книшки (он умел читать?) как адин баец брился под каленку и мазал тюленим  салом бошку, чтоп пабедить.

—Видишь ли, уважаемый, — произнёс Чернов, — прежде чем ты бы дотянулся до  волос какого-нибудь самого завалящего воина древности, которые ступали по  этой земле, у тебя бы не только рук не было, а и может даже, собственно, головы.