Страница 81 из 93
XV. Встреча с Лигеей. Наитие
О, пленительный город загадок,
Я печальна, тебя полюбив.
Анна Ахматова
Дом номер три в зеленом тупике я покинул в полнейшем смешении чувств. Раз за разом я пытался вообразить возможные пути выхода из сложившейся ситуации, но – увы! – не находил ни одного. Собственное бессилье тяжким бременем ложилось мне на душу. Разве мог я спокойно смотреть, как жизнь любимой девушки и ее матери решительно и бесповоротно обращается в ничто, как рушится их привычный жизненный уклад? Что придется претерпеть им в бедности? Какие еще утраты им предстоят?
Не помню сам, как очутился на центральной площади Обливиона, окруженной невысокими домами, дремлющими в сени вековых деревьев. Оттуда я направился вниз, к реке, намереваясь, следуя ее течению, воротиться в поместье. Однако что-то побудило меня придержать коня, а затем и вовсе перейти с рыси на неспешный шаг. Впереди по улице шла женщина, держа за руку девочку лет десяти. Над ними, спасая от яркого солнца, плыл кружевной купол зонтика. Обе были нарядно одеты, шею женщины охватывала жемчужная нить, перо на крохотной кокетливой шляпке подрагивало в такт шагам. Что-то знакомое почудилось мне в движениях и облике обеих, в том, как девочка говорила, как, внимая сказанному, склонялась к ней женщина, в ее осанке и повороте головы.
Перед одним из домов с привязанным над дверью огромным румяным кренделем они остановились и шагнули внутрь. Повинуясь порыву, я поручил коня отиравшемуся возле дверей мальчишке-конюху и последовал за ними. Это оказалось небольшой ресторанчик, устроенный на первом этаже жилого дома, из тех, где можно было перекусить на скорую руку или, напротив, долго сидеть, наслаждаясь вкусом травяного чая со сладостями - и в том, и в другом случае хозяева устраивали все к удобству посетителей. Женщина прислонила к столу сложенный зонтик с костяной ручкой в виде головы попугая, сняла с запястья расшитый бисером ридикюль. Проникающий в широкие окна свет безжалостно обличал седую прядь на ее виске, морщинки у глаз и устало опущенные уголки губ.
Что мог я сказать ей? Зачем преследовал? Примись я задаваться этими вопросами, нашей встречи и последовавшего затем разговора бы не произошло. Но в жизни порой случаются вещи, которые мы делаем без осмысления, поддавшись наитию, делаем сразу либо не делаем уже никогда, потому как на проверку разумом они оказываются лишенными всяческого смысла.
- Вы позволите? – спросил я и, дождавшись ответного кивка, опустился на стул против женщины, заработав неприязненный взгляд ее дочери.
- Меня зовут Михаил Светлов. А вы – Лигея. Я слыхал однажды, как вы читаете стихи. Не смог подойти к вам тогда, но, пользуясь случаем, делаю это теперь, чтобы…
Не успел я добавить «поблагодарить вас», как девочка меня перебила:
- Разве вы не видите, мама отдыхает!
Если бы взгляд мог прожигать, я бы тотчас вспыхнул и был испепелен дотла.
Лигея мягко осадила дочь:
- Тоша, что говорили твои гувернеры о надлежащем юной барышне поведении? Позволь господину Светлову объясниться. Вы желаете научиться стихосложению? Или радеете за кого-то другого? – обратилась вдова уже ко мне. Затянутой в тонкое кружево рукой она поправила выбившийся из прически локон, мимолетно коснувшись при этом лба, как делают люди, пытаясь восстановить в памяти минувшие события. Морщинка рассекла переносицу Лигеи. - Быть может, вы согласитесь повременить? Я недавно взяла ученика и все ему отдала, теперь приходится постигать стихосложение ab ovo[1], а это, к сожалению, не быстро. Мы могли бы обсудить условия обучения спустя несколько месяцев, если, конечно, вы располагаете временем и не растратите пыл.
Вдова виновато улыбнулась. Улыбка отчеркнула скулы и выявила ямочки на ее щеках.
- Простите мое любопытство, - решился я на вопрос. - Но ваша манера читать стихи напомнила мне человека, которого я знаю. Имя Лизандр говорит вам что-нибудь? Он обмолвился как-то, будто вы были его учительницей.
- Быть может, - Лигея опять приложила пальцы ко лбу, - Нет, не вспомню. Простите.
- Ни в коем случае. Это мне следует извиняться за навязчивость.
Я видел, что тема поэзии расстраивает Лигею, да и Тоша смотрела на меня волчонком. Костлявая и угловатая, девочка была совсем некрасива, и едва ли время смогло бы это исправить, но даже в столь юном возрасте на ее лице явственно читался характер: в ее упрямо поджатых губах, в выставленном вперед остром подбородке, в прямых бровях, сошедшихся в одну линию, во взгляде исподлобья.
- Оставьте маму в покое - вы и подобные вам бездельники, не желающие даже чихнуть самостоятельно, - отчеканила она, заставив Лигею ахнуть.
Разговор складывался вовсе не так, как я того ожидал. Я чувствовал себя случайным прохожим, застигнутым за чем-то неприличным, но не понимал, что сказал или сделал не так.
На сей раз я обратился к девочке:
- Тоша это ведь от Антонины, правда?
- Это от Антонии. В древних языках имя Антония значит противостоящая, а Тошей меня может называть только мама.