Страница 17 из 93
- Вы путаете. Идеалист не есть собиратель несуществующего, - поправил Горностаева Разумовский, поправляя в очередной раз сползшее пенсне. - Полагаю, идеалист это тот, кто равно руководствуется в своих поступках существующими и воображаемыми вещами, не проводя между ними сколь либо значимых различий.
Его вмешательство позволило разрядить сгустившееся было напряжение. Привлеченная нашим спором, на стул подле меня опустилась Январа. Какое-то время девушка сидела тихо, склонив голову к плечу и прислушиваясь, однако природная живость не позволила ей долго молчать.
- Откройте, Микаэль, а моего брата и вправду взяли в плен? Или он выдумал это для того, чтобы прослыть героем? А вы и впрямь его освободили?
- Моя роль в этой истории несколько преувеличена. Со мною были другие солдаты, мы действовали сообща.
И я рассказал, как мы скакали через лес, а затем ползли по полю, боясь, что свет луны выдаст нас, как нашли Ночную Тень в сарае с другими пленными, и как попали под обстрел обратной дорогой.
События той ночи стоило вспомнить ради восхищения, отразившегося на лице Январы.
- Вы, должно быть, очень храбрый, - завороженно сказала девушка. – Вы не побоялись пойти за Габриэлем, зная, что вас тоже могут пленить или даже – тут она понизила голос и закончила почти шепотом - убить.
Хотя мне была приятна ее похвала, я не мог ее принять:
- Храбрости во мне немного. Признаюсь, мне было очень страшно.
- Вы боялись умереть? – шепотом спросила Януся, и глаза ее сделались совсем огромны.
Я постарался ответить честно, но без лишней бравады:
- Смерть не страшит меня. Как сказал античный мудрец, когда мы есть, то смерти еще нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет[8]. Куда сильнее я боюсь жить с осознанием того, что однажды отпраздновал труса. Жить, предав идеалы, без надежды, без веры – вот что действительно страшно.
- Скажите, каково оно - воевать? Когда над головой свищут пули и любая из них может вас сразить? Не ощущается ли собственное быстие острее именно тогда, когда опасность будоражит кровь?
Январе удалось точно выразить те чувства, что наиболее часто владели мною на войне: кипучую смесь страха и азарта, приправленную острой жаждой торжества жизни в самых простых ее проявлениях, будто то еда или вопль в полную мощь легких.
- Это обычное свойство контрастов, - ответил вместо меня Разумовский. – Черное ярче видится на белом, глинтвейн пьют зимой, ну а жизнь вдвойне притягательна тому, кто стоит у врат в царство смерти.
Я не нашелся, что добавить, ведь по сути он был прав. Только на войне я по-настоящему научился ценить жизнь, которая нам дана от Бога. Мы ничем не заслужили этот великий дар, и всем своим существованием, день за днем, обязаны оправдывать его, чтобы потом, в конце сказать: да, мы явились в этот свет не напрасно.
Когда за окнами окончательно стемнело, пожаловала последняя гостья. Она медленно вплыла в гостиную, тотчас приковав к себе всеобщее внимание. Немногим выше среднего роста, с округлыми формами, подчеркнутыми платьем из ярко-алой парчи, вошедшая напоминала цветок тюльпана, томно покачивающийся на гибком стебле. У юной барышни была персиковая кожа, тонкие вздернутые брови над янтарными очами, аккуратный носик и высокие, золоченые веснушками скулы. Ее изящную головку венчала копна рыжих волос.
Ночная Тень подскочил и придвинул красавице кресло:
- Кузина Ангелика, вы сияете как солнце в погожий день.
- Ах, Габриэль, вы знаете, что сказать девушке, - сказала Ангелика, наслаждаясь произведенным впечатлением. Ее глубокий проникновенный голос точно ласкал собеседника.
Позади этой ослепительной особы топтался мужчина, при ином соседстве могущий показаться интересным. Одежда его смотрелась скорее добротной, чем нарядной, лицо больше добрым, нежели привлекательным. Высокий лоб свидетельствовал об уме, а скошенный подбородок указывал на слабость воли, если только можно верить физиономистам. Взгляд мужчины был спокоен, но менялся, едва падал на его спутницу. Тогда же менялись и все его черты, в них появлялись теплота и одухотворенность, каковые можно видеть у человека, преклонившего колени перед иконой.
- Mon cher ami[9] Александр Павлович, - представила Ангелика кавалера. - Александр Павлович давно мечтал попасть на один из тех музыкальных вечеров, что устраивает наша дорогая Януся.
- Я очень благодарен Январе Петровне за приглашение. И вам, Ангелина Сергеевна, за то, что вы устроили наше знакомство.
Поскольку Александр Павлович, как и я, был новым человеком среди собравшихся, мы с ним быстро нашли общий язык. Это оказался в высшей степени интеллигентный и тактичный собеседник, тонко чувствующий и начитанный, но нимало не кичащийся своим кругозором. Звездочадский оказался прав – его сестра обладала талантом собирать вокруг себя незаурядных людей, и я получал истинное наслаждение от нахождения в их обществе.
Когда вновь прибывшие привыкли друг к другу, обменялись новостями и последними сплетнями, слуги погасили электричество, оставив освещенными лишь фортепиано да столики с шампанским. К фортепиано, за которым так и сидела Сибель, вышел Лизандр и под музыку принялся декламировать. Маленький и круглый пиит будто сделался выше ростом, заполнив своим присутствием залу целиком, голос его взлетел к расписному плафону потолка: