Страница 18 из 93
Сослепу, ощупью –
Нравишься очень мне! –
Словно иду на свет,
Чувствуя кожей век,
Пространства меряя
Плотностью времени,
Сердца звучанием,
Ритмом молчания.
Явью ли, бредом ли
Путь неизведанный,
Фантасмагорией –
В радость? К агонии ль?
В мире, где счастья нет,
Страсть, что превыше бед,
Солнца и звезд ясней.
Слепо иду за ней!
- Charmante! – воскликнула Ангелика и захлопала в ладоши от избытка чувств. – Я не слышала этих стихов прежде. Они из новых? - спросила она не то у Габриэля, который расположился по правую руку от нее, не то у самого пиита. Акустика залы была рассчитана на музыкальные вечера – любое, даже тихое слово тотчас достигало самых отдаленных ее уголков.
- Наш поэт не устает воспевать любовь, - ответил Звездочадский, склоняясь к украшенному рубиновой серьгой ушку красавицы. – Какой сильный образ: любовь как свет, который сияет сквозь сомкнутые веки. Глядя на вас, дорогая кузина, я соглашусь с Лизандром. Ваш ослепительный образ отныне будет преследовать меня во снах.
- Война странно действует на вас, кузен, - рассмеялась Ангелика, и ее смех был подобен перезвону серебряных колокольчиков. – Когда вы уезжали, то твердили лишь об атаках и перестрелках, а вернулись записным сердцеедом. Но продолжайте же!
- Не война, дорогая Ангелика, а ваша красота способствовала моему преображению. За годы, прошедшие с момента нашей последней встречи, вы неузнаваемо изменились. Я оставил гадкого утенка, а нашел – лебедя.
Звездочадский взял руку Ангелики с гранатовым браслетом вкруг тонкого запястья, с ободками золотых колец на пальцах – и прижался губами к ладони.
- Не припоминаю, чтобы лебедей дергали за косы, – прервал их обмен любезностями Горностаев.
- Мы были детьми тогда, - ответил Габриель, вновь целуя ладонь кузины. Ангелика не спешила отнять руки. На ее щечках цвел румянец.
- Слишком просто было бы сводить услышанное только к любви, - заспорил Разумовский, поправляя указательным пальцем пенсне. – В стихах Лизандра заложено куда больше. Его строки о дороге, о жизненном пути. Недавние открытия доказывают, что наше бытие слагается двумя координатами: как пространством, так и временем. Мы привыкли оценивать пространство через расстояние, однако это абсолютно лишено логики, ведь нельзя мерить что-то самим собой. Время – вот мера пространства. А это означает, что любой путь должен быть пройден, иначе откуда бы нам узнать его длину?
Мысль показалась мне интересной, и я принялся развивать ее. Я подумал, что время действительно обладает большим потенциалом, нежели пространство, ведь когда идет бой, в пространстве не найти укрытия от пуль, которых порой бывает так много, что они сталкиваются даже друг с другом. Однако если прийти на то же поле боя раньше или позже, тогда пули не страшны, ведь в другом времени их не существует. Но поделиться своими соображениями с другими мне не дали.
- Ни за что не поверю, что душка Лизандр читает толстые и скучные журналы, какие запоем поглощаете вы! В них же нет картинок, - капризно скривила губки Ангелика.
- Помилуйте, не всем быть поклонниками мод, кто-то должен изучать приземленные материи. Но речь не обо мне. Поэту довольно чувствовать, а здесь Лизандр заткнет за пояс любого из нас. Вам известно, что поэты – немного провидцы? Виной тому их обостренное мировосприятие, способность к сверхчувствованию, коли желаете.
- Ах, оставьте словоблудие, - вздохнула красавица. - Мы собрались отдыхать, а вы по своему обыкновению превращаете вечер в скучный мужской клуб.
Горностаев едко усмехнулся:
- Мне вспоминаются слова классика: разум бессилен перед криком сердца[10]. Вы в алом, дорогая Ангелица, вы пылки и страстны, и это дает мне право назначить вас сердцем нашей компании. Вам же, Илья, придется довольствоваться ролью разума, молчание – вот ваш удел.
- Сколько раз я просила не называть меня так! - взвилась Ангелика. - В ваших устах мое имя звучит как дьяволица!
- Но в этом-то и соль, верно? – было видно, что Горностаеву доставляет удовольствие ее дразнить.
- Вы совершенно несносны! Постоянно раздражаете. А вы что думаете об очередном творении Лизандра, cher ami? – и Ангелика повернулась к своему спутнику, доселе не участвовавшему в беседе. – Ведь, если верить вашим заверениями, вы любите меня?
Этот вопрос поставил Александра Павловича в неловкое положение, однако он все же попытался ответить:
- Сравнения любви можно искать бесконечно. Один мой знакомый уподоблял любовь алмазу - камню прекрасному и прочному, однако невероятно хрупкому. Он может резать стекло, но один неудачный удар – и он рассыплется в прах. Не собрать.