Страница 7 из 52
На месте невидимки стоял человек. И не просто человек, а солдат в старой, времен давно прошедшей войны, немецкой форме. Он опустил нож и оглядел себя, с явным удовольствием насвистывая что-то себе под нос. Заткнув нож за пояс, он снова зашел в дом и вышел через минуту с трубкой в руках и спичками. Раскурил трубку и затянулся дымом, осматривая всю залитую лунным светом поляну. Взгляд его остановился на неподвижно сидящем вороне (ребята пригнули головы пониже). Солдат усмехнулся и сделал несколько шагов в сторону птицы.
— Я знал, что ты появишься, колдун, — произнес солдат на русском языке, но с явным иностранным акцентом. — На этот раз ты не сможешь помешать мне, как бы ни старался.
Короткий возглас птицы заставил солдата рассмеяться:
— Что ты сказал? Нельзя ли выражаться по-русски? Ах, да! Я забыл, что вороны не могут говорить, только каркают. Не хочешь поговорить, как в старые времена? Мы же с тобой лет десять не разговаривали, с тех самых пор, как ты помешал мне с той заблудившейся девчонкой. Ну, хочешь поговорить? Вижу, что не против!
Солдат вытянул из-за пояса блестящий нож и поднял его на уровне груди, поймал лезвием лунный луч и отразил его прямо в птицу. Ворон, как и невидимка совсем недавно, засверкал серебристыми искрами и через мгновение вместо птицы на развалинах появилась фигура высокого старика. Ребята ещё больше притаились вновь опустившись на корточки. Теперь они не видели немца, слышали только его голос, зато старик возвышался всего в нескольких метрах от них. В длинной холщовой рубахе и таких же штанах, босой, с длинными, до плеч, седыми волосами, он походил на какого-то сказочного героя. Старик молча стоял, скрестив руки на груди.
— Что скажешь, колдун?
— А что бы ты хотел услышать, Ганс? — тихим, но ясным голосом, без всякого приветствия, спросил старик.
— Ты всегда появляешься чтобы помешать мне вернуться. Зачем ты это делаешь?
— Убийце женщин и детей не должно быть места в этом мире.
— Но ведь была война! — выкрикнул солдат. — Тогда все убивали!
— Воин должен убивать только воинов врага, а не беззащитных людей. Ты же не воин, а убийца, каратель. Не я пришел с оружием на чужую землю, а ты со своими соплеменниками. Вы жгли наши дома, убивали наших детей… Сколько детей убил ты, Ганс?
— Это было давно, ты же знаешь…
— Не имеет значения, — усмехнулся старик. — Посягнувший на жизнь ребенка сам теряет право на жизнь, а ты и сейчас хочешь убить мальчишку, уже пытался…
— Ты сам знаешь, что это единственный шанс для меня вернуться к нормальной жизни. Только кровь ребенка способна сделать так, чтобы я больше не становился невидимым, стал таким, как все люди. Ты думаешь, мне не надоело всего на час становиться нормальным человеком всего пять дней в месяц по полнолунным ночам? Шестьдесят лет! Шестьдесят лет уже прошло! Даже больше. Ни один суд не наказывает так жестоко.
— Есть ещё другой суд, не мирской и даже не божий. Это суд самой жизни.
— А ты сам, колдун? Ты же тоже не можешь вернуться в свое тело навсегда без этого серебряного кинжала, а я тебе его не верну, потому что в нем моя единственная надежда. В нем и в крови ребенка, которая должна обагрить его в полночь в ночь полнолуния. Да, не удивляйся, я полностью изучил твою колдовскую книгу, как и ваш русский язык, за шестьдесят лет у меня было для этого достаточно времени.
— И за это время ты так ничего и не понял, — в голосе старика прозвучала горечь. — Прошлой ночью опять хотел убить ребенка, да я помешал тебе.
— А, это ты про мальчишку на рыбалке! Если бы ты вчера не помешал мне, я бы уже всё сделал и сегодня, нет, ещё вчера, стал бы нормальным человеком.
Женька похолодел. Вот, оказывается, почему он вчера свалился в воду! Этот немец хотел убить его, чтобы самому вернуться в мир нормальных людей.
— Согласись, неплохой был план! — довольным голосом сказал Ганс. — Жаль, что не удался.
— И не удастся. Я буду рядом с детьми, пока они не покинут лес. И не забывай — это для них ты невидимый, я же вижу тебя всегда.
— Дурак ты, колдун. Я бы оставил тебе кинжал после всего и ты бы смог вернуться в свое тело. Я же знаю, что тебе с твоей силой для этого нужны три вещи. Один у тебя всегда с собой — это твой серебряный крест. Зеркальце днем нашли эти пронырливые мальчишки — при желании оно снова может попасть к тебе. Не хватает только этого кинжала, но им сейчас владею я и ты не сможешь в птичьем виде отнять его, как не можешь отнять его прямо сейчас. Ты знаешь это — стоит тебе приблизиться ко мне, я просто воткну его в землю и ты снова станешь вороном.
— Да, знаю. Поэтому и не пытаюсь отнять его у тебя. Но убить ещё одного ребенка я тебе не позволю, как не давал сделать этого столько последних лет с тех пор, как ты постиг тайну возможного возвращения в реальный мир.