Страница 3 из 75
Оля губу прикусила, чтоб не разреветься в голос. Мочи не было слушать, как Семен жадно расспрашивает гостей. Никак не насытится новостями про знакомых. Можно подумать, они ему родня!
Гости с охотой отвечали. Особенно девушка. Румяная да пригожая. Оля догадалась, кем она Семену приходится.
Вот и все твое счастье, Оленька! Был жених да сплыл! Семен, видно, позабыл тебя в ту самую минутку, как этих приезжих увидел. Все на свете позабыл. И тебя, и что между вами было.
Оля поворотилась выйти из хаты, столкнулась с дядей Петром.
– Боишься, Олька, что жениха уведут? – засмеялся он.
И гости засмеялись.
– Нам чужого не надо, – улыбнулась та девушка. – Мы свое заберем.
Дальше Оля не слышала, выскочила за порог, размазывая слезы.
Дверь скрипнула. Оля схоронилась и притихла. Никого она видеть сейчас не желает. Но вышедшим было не до нее.
– Семка, поехали к нам, – звала девушка.
– Не могу. Я уже здесь прикипел, – вроде как смущенно ответил Семен.
– А как же я? Я тут не останусь! – звенел девичий смех.
– Ты меня прости, Катенька, но я уже здесь обещался, – у Семена голос стал тихим и ласковым.
Обещался! Это так теперь называется? Оля тенью скользнула вдоль забора. Не будет она слушать, пусть себе воркуют. Хорошо, что все прямо сейчас обнаружилось. До свадьбы! Пусть идет на все четыре стороны! И ей чужого не надо!
Обида жгла и душила. Задыхаясь, Оля прибежала домой. Заходить не стала. Выревелась как следует в укромном местечке. И только поздно вечером объявила изумленным родителям:
– Передайте Семену, что я ему слово возвращаю. Разрываю помолвку!
Как он мог? Ну как он мог? Приехала та девка, поманила, он и побежал. «Катенька!» Оля уткнулась в подушку.
У них он, значит, просто-напросто «прикипел»? Оле он всего лишь «обещался», а любит он Катеньку? Которая его оставила! Да они же бросили его на произвол судьбы!
***
Ехало несколько семей на шахту в поисках лучшей доли. Весна. Дожди проливные. Слякоть. Телега застряла в грязище неподалеку от их деревни. Семен полез вытаскивать. Он же такой, за все хватается, всюду первый. Поскользнулся. Ему ногу раздавило колесом. Ночь стояли проезжие у дяди Петра. Засветло собрались и тронулись дальше. Петр зашел за постояльцами прибраться, а на лавке парень лежит, что ногу покалечил. В горячке. Оставили и ничего не сказали!
Когда парень очухался немного, народ пришел на него посмотреть.
– Ну что за люди! – высказали ему о его попутчиках.
– Добрые люди, их понять можно, – легонько улыбнулся он, – им в срок надо на работу поспеть.
Оля тогда потихоньку его разглядела. Кудрявый до невозможности, гребень в завитках сломается. И ресницы на концах загибаются. Лицо простое, но милое. А улыбка какая славная! Нельзя в ответ не улыбнуться.
– Так ты чей? – спросили.
– Ничей.
Он поведал им нехитрую историю своей жизни, запинаясь от смущения. Ничего особенного. Лесник, Федор Семенович, нашел младенца. Назвал Семеном Федоровичем. Растил, пока не помер. На сторожку наследники нашлись из родни, а Семена взяли другие добрые люди на воспитание. Ненадолго. Но их понять можно, у них свои дети. Пришлось у других добрых людей пожить. Так и вырос. По добрым людям. Ехал на заработки, и вот так неловко вышло. Но он обузой не будет.
Мужики покивали. Все правильно говорит. Обузой быть негоже.
Оля осмелилась подойти.
– Болит нога? – тихонько спросила.
Он ресницами захлопал.
– Есть немножко, – признался. – Но терпеть можно.
– Ничего, – успокоила его Оля. – Тетя Глаша говорит, что кость цела. А мясо – оно зарастет. Бегать будешь. Она и не таких поднимала.
Он виновато улыбнулся. Оля застеснялась и убежала.
Девки на улице обсуждали, какой этот Семен кудрявенький да какие у него ресницы.
– Жалко, что он безродный!
Он и правда боялся стать нахлебником. А может, без дела не мог.
Взмолился:
– Дайте хоть ложек настрогаю, пока лежу.
Настрогал. Да каких!
– Ты, не иначе, ложкарь, – удивился дядя Петр.
Не ложкарь. Из той породы людской, что если за что возьмется, то присматривается, спрашивает, вникает, а потом все у него получается враз. Как будто только этим всю жизнь и занимался. Вот он какой. До работы жадный и много чего умеет.
К лету нога не то чтоб зажила окончательно, однако Семен на покос со всеми вызвался. Хотя слабый еще был. Полдня косой помахал – кудри вымокли, рубаха к телу прилипла. Повалился в обед на траву и от еды отмахнулся, только воды попил. Оля присела рядом, он голову повернул и все силился улыбнуться.