Студёное море

Пасха – один из великих христианских праздников, связанных с воскрешением Иисуса Христа. На этот раз она пришлась на средину мая, когда повсюду из земли уже пробилась зелень. Прихожане благодарили Бога, пославшего на землю свою благодать – возможность катать крашенные пасхальные яйца не по снегу, а по зелёной траве.

Накануне праздника, в начале Страстной недели, Алексей Васильевич решил заглянуть на верфь и самому убедиться о готовности первого для снаряжения морской экспедиции судна. О постройке коча за ужином ему намекнул Афанасий Петрович.

– Как и договаривались! – с гордостью сказал Данила, пожимая руку воеводы.

– Да, недаром говорят о купцах, что «честное купеческое слово дороже золота!» Алексей Васильевич смотрел на стапель, и его сердце радовалось. Там величаво возвышалось однопалубное парусно-гребное морское судно, длиной около 30 аршин и грузоподъемностью до двух тысяч пудов. На палубе, стремительно уходя ввысь, стояла мачта без паруса. Данила, видимо, угадал мысль воеводы и пояснил:

– После Пасхи коч будем спускать на воду, тогда и поставим парус. Приглашаю Вас на это мероприятие.

– Спасибо, приеду, – поблагодарил воевода промышленника и с чистым сердцем откланялся.

По дороге домой он то и дело вспоминал красивые обводы судна, его янтарно-жёлтые бока, сработанные из пахнущей смолой лиственницы. «Под парусом коч будет особенно хорош, – убеждал себя воевода. – И ни какие шторма ему не страшны…» Но подъезжая к своему дому, он ни с того ни с сего, будто под воздействием самого дьявола, засомневался: «Доверяй, но проверяй!» Уже дома он окончательно решил, что проверит мореходные качества коча во время весенней охоты на тюленей. «Чтобы не получилось, как в той пословице: первый блин комом», – подумал он.

Вечером, накануне Пасхи, горожане – богатые в экипажах, а бедные пешком, потянулись к главному храму Пресвятой Богородицы. Воевода и купец Афанасий с женами прошли в храм, где вот-вот должна начаться литургия в честь воскрешения Иисуса Христа.

Простой народ, в основном бабы в праздничных одеждах и белых платках, с куличами и крашеными яйцами в плетеных корзинах, несколькими рядами разместились прямо на лужайке возле храма. Там обычно святили куличи и пасхальные яйца, поскольку в храме для этого места не хватало. Среди прихожан со своими куличами были Дарья и Евдокия. Порфирий и казак Пантелей остались у своих карет. Порфирий, дружелюбно посмотрев на своего соперника, сказал:

– Постоим и здесь, наше дело кучерское!

Повернувшись к храму лицом, он трижды перекрестился и поклонился в пояс. В это время толпа прихожан, священников и монахов совершала крестный ход. Многие из них несли в руках иконы, кресты и хоругви. Обойдя храм, процессия скрылась внутри, откуда донеслось сначала песнопение, а потом зычные возгласы архиерея:

– Христос воскресе!

В ответ слышались радостные крики верующих:

– Во истину воскресе!

Началась вечерняя служба.

Прихожане, стоящие на лужайке, ждали священника и тихо переговаривались между собой. Наконец кто-то вполголоса произнес:

– Батюшка наш идет!

Из главных ворот храма вышел высокий священник в красивой парчовой с позолотой ризе. Рядом с ним шел молодой монах, который нес большой серебряный тазик со священной водой. Проходя вдоль рядов прихожан, священник кропил святой водой куличи и пасхальные яйца, читая при этом молитву. У него был сильный и приятный голос. Бабы с умилением смотрели на священника и истово крестились. Молитву священник каждый раз заканчивал словами: «Отче наш, Иже еси на небесах! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя… Аминь!» После чего в пояс кланялся и крестился тремя перстами, повернувшись лицом к храму. Служба закончилась поздно вечером, уже при свечах. Несмотря на некоторую усталость в ногах, Оля выдержала её стоя, с достоинством.

Утром следующего дня Хватовы сердечно поздравили хозяев дома с праздником Святой Пасхи, как и принято на Руси, словами: «Христос воскресе!» Ответ тоже был традиционным: «Во истину воскресе!» Потом следовали объятья и трехкратные поцелуи.

Хозяйка пригласила гостей к столу, который ломился от обилия блюд: оленина, жареный гусь, холодец, копченый балык из севрюги, икра красная и прочее, и прочее… Были и напитки на любой вкус. Каждый за столом ел и пил в свое удовольствие. Разговоры велись в основном о планах на весну и лето. Чуть позже к столу присоединились сын и дочь Старостины, которые приехали навестить родителей и поздравить с праздником.

Дарья тоже решила поздравить с Пасхой свою подругу. Евдокия к её приходу уже накрыла праздничный стол, за которым сидели её муж Порфирий и казак Пантелей. Они о чем-то громко спорили, бурно жестикулируя руками.

Обменявшись пасхальными яйцами, хозяева и гости приступили к трапезе. Перед этим мужчины выпили по чарке водки. На правах хозяина Порфирий предложил тост:

– С великим праздником Святой Пасхи и наше здоровье! – поднимая чарку, торжественно произнес он.

Обычно после выпитой водки Порфирий, не закусывая, уходил на сеновал. Но на этот раз он с жадностью голодного волка набросился на еду.

– Видно, долго постился, – кивнув на Порфирия, сказала Дарья своей подруге.

Евдокия расценила этот поступок мужа как намек на примирение мужчин, налила им ещё по чарке водки, а Порфирию первому положила большой кусок мяса. Порфирий в свою очередь ласково посмотрел на жену и, улыбаясь, подмигнул ей своим левым раскосым глазом. Несмотря на видимое семейное примирение, каждый из сидящих за столом понимал: там, где есть любовный треугольник, там господствует дьявольская страсть. Все это может в одночасье закончиться трагедией… Но на этот раз все обошлось без скандала, и все – хозяева и гости – пребывали в хорошем настроении.

Пантелей сидел красный, как вареный рак, в разговор вступал редко и, видимо, от нечего делать закурил трубку. Дарья, не переносившая дым табака, с укоризной сказала:

– Мог бы покурить и во дворе!

Казак недовольно покрутил свой ус, молча встал и направился к двери. Порфирий увязался за ним. Для подруг выдались светлые минуты, чтобы поболтать по душам.

– Смотрю я на тебя, подруга, и в толк не возьму, – сказала Дарья. – С чего это вокруг тебя до сих пор крутится женатый казак?

– Али не догадываешься? – улыбнулась Евдокия.

– Неужто влюбилась?

– А ты как думаешь? Умираю от любви!

– От любви ещё никто не умирал, а вот от измены…

– Тогда я буду первой!

– Все шутишь, а я тебя спрашиваю серьезно.

– Ну, если говорить серьезно, то я тебе скажу тоже серьезно, но по секрету: я давно уже на сносях!

– И молчала… Вот эта новость! – всплеснула руками Дарья. – А как же Бог?

– Бог простит…

В это время дверь распахнулась, и вошли мужчины.

– Налей-ка нам ещё по единой! – с порога крикнул Порфирий.

Он подошел к жене и обнял её за талию.

– Полегче! – дернула плечами Евдокия, но водки налила.

Мужчины выпили и снова продолжили разговор. У них одно в головах: баня, лошади, рыбалка, охота…

Дарья вдруг вспомнила наказ барыни убраться в их спальне, пока они будут поздравлять хозяев дома.

– Мне пора, – сказала она и встала из-за стола. – Спасибо за угощение.

Евдокия вышла в сени проводить подругу.

– Порфирий-то знает о твоем интересном положении? – участливо спросила Дарья.

– А зачем ему сейчас об этом знать? – на вопрос вопросом ответила Евдокия. – Когда придет время – сам все увидит и поймет. Он у меня смышленый… К тому же сам ребеночка очень хочет. Сколько лет об этом мечтает! Часто говорил: «Хочу свое умение и страсть по банному делу сыну передать по наследству».

Дарья обняла и поцеловала подругу.

– Дай-то Бог! Может все это и к лучшему. Смелая ты у меня, подруга…

– Заходи в гости почаще, – прощаясь, помахала рукой Евдокия.

– Спасибо, постараюсь.

Дарья тоже махнула ей рукой.

После празднования непосредственно самой Пасхи Христовой народ продолжал гулять всю Светлую Седмицу: старшее поколение под колокольный звон чинно посещали церкви, храмы и монастыри; девушки водили хороводы с песнями и плясками; юноши по вечерам устраивали веселые игрища с разведением костров.