Страница 61 из 76
Я застыл перед деревянными резными дверями, запертыми на замок. Медленно переведя взгляд на таблички у дверей, где были выгравированы имена тех, кто покоился внутри, я увидел и своё имя. Вид его не произвёл на меня никакого впечатления: за долгие годы другой, новой жизни, оно стало совсем чужим. Сейчас я носил другое имя, которое придумал сам – Нокс. Человек без рода, человек без семьи. Человек – ночь.
А чуть ниже я прочёл имя своего отца.
Он умер всего две недели назад. Всего две недели. Наверняка, это были пышные похороны, весь Лондон пришёл оплакивать лорда Клеверли.
Наверняка он умер, ненавидя своего старшего сына, а может быть, совсем забыв про него. Хотя вряд ли такое можно забыть.
Я не ощутил скорби по нему, лишь слабая, тонкая боль кольнула сердце и тут же исчезла. Для этого мира теперь мёртв не только я.
- Простите, сэр, мы случайно не знакомы?
Погрузившись в печальные мысли, я совсем не заметил, что кто-то пришёл в эту часть кладбища. Ведь оно было таким пустынным, я специально выбрал тот час, когда здесь совсем никого нет. В это время лондонская знать ещё нежится в постели или вкушает завтрак, но никак не прогуливается по кладбищу, вдыхая утреннюю сырость.
Судя по голосу, меня окликнул молодой мужчина. Несмотря на то, что я предпринял все предосторожности, чтобы скрыть свою внешность (надел шляпу с довольно широкими полями, скрыл волосы за высоким воротником плаща), мне не хотелось, чтобы кто-то заметил меня здесь, возле семейного склепа. Что-то невразумительно пробурчав и не бросив взгляда на того, кто вырвал меня из дум, я быстро развернулся на каблуках и зашагал прочь.
- Постойте, сэр! Подождите же!
Его настойчивость меня удивила. А ещё меня удивил его голос: что-то в его интонациях, в его тембре показалось мне таким знакомым, что я не выдержал и повернулся к незнакомцу. И встретился взглядом с глазами, которые так часто снились мне, но я не мог взять в толк, чьи же они – серые, чистые, опушённые длинными ресницами. И только сейчас я понял, что эти были глаза моей матери. Передо мной стоял мой брат Лоуренс.
Я его узнал сразу. Пусть он и сильно изменился, но я не мог не разглядеть в этом элегантном, лондонском денди, облачённом в траур, того семилетнего мальчика, которым я его запомнил. Те же волосы, те же глаза, те же тонкие черты лица. А вот меня он не узнал: большая часть моего лица скрыта поднятым воротником пальто, быстрым движением руки я сдвинул шляпу чуть ниже, на лоб. Нужно уходить, нужно срочно уходить, чего бы мне это ни стоило. Я не имею права встречаться с ним, портить ему жизнь. Я уже давно понял, что любое моё присутствие в чьей-то жизни ничем хорошим для человека не обернётся. А мой брат, который был лишён и матери, и старшего брата, и, как мне всегда думалось, отца, был достоин лучшей участи.
Он подошёл чуть ближе, видимо, заинтересовавшись моей персоной. С какой это стати?
- Вы были знакомым моего отца? – его голос был сильным, звучным, и таким знакомым, что в душе зашевелилось что-то чуждое, будто ранее спрятанное, забытое. Моё прошлое, которое так долго пряталось за алой пеленой. - Я не знаю вас, но определённо видел раньше. Вы, наверное, были на похоронах? Я мог вас видеть там.
Лоуренс раньше таким настырным не был. Да и особо наблюдательным тоже. Но годы изменили и его, и меня.
И в тот момент кто-то приподнял завесу, и губительный, обличающий свет хлынул вглубь меня, открывая старые воспоминания, бередя детские раны. Рождество в нашем доме на Итон-сквер, празднование дня рождения королевы Виктории, огромная карта на стене в учебной комнате, залитая солнцем лужайка, где, прислонившись плечом к дереву, курит трубку отец. И матушка, прекрасная, светлая, с высокой причёской, украшенной цветами апельсина. Всё это когда-то было. И был тот самый день, когда солнце лило лучи через витражи, окрашивая матушкино лицо берлинской лазурью, подсвечивая в светлых глазах золотые искорки, ряд скамей в лондонской церкви Христа, белый стихарь священника… И те же глаза, но уже застывшие, широко открытые от боли и страха, более не излучающие добро и любовь.
Мои ноги подкосились, но я, опёршись рукой на стену склепа, удержал равновесие. Со стороны это выглядело так, будто я оступился, поэтому Лоуренс бросился ко мне и подхватил под локоть. Джентльмен обязан помочь тем, кто попал в беду, мой брат стал прекрасным образчиком английского лорда.
В тот момент я так сразу и не понял, хочу ли я видеть своего брата. Мне лучше держаться подальше, сохранять инкогнито, скрыться навеки… Интересно, а знает ли он, что я до сих пор жив, что я не умер вместе с матушкой, или отец унёс эту тайну с собой в могилу? Неужели отец хранил эту тайну столько лет, и даже на смертном одре не рассказал Лоуренсу, что его брат жив? Хотя, скорее всего, отец и не знал, что я жив. Отдав меня Креденце, он отсылал меня на смерть, значит, в его глазах я уже давно был мертвецом.
- Вам плохо, сэр? Возможно, вам лучше присесть?
Дольше хранить молчание я уже не мог, это показалось бы оскорбительным.
- Спасибо за заботу, сэр, мне уже лучше, - пробормотал я , стараясь, чтобы голос не выдал моего волнения, звучал ровно, - извините, я должен идти.
Лоуренс замерна месте, изменившись в лице. Сначала мне показалось, что вот-вот он отступит назад, возможно, даже споро уйдёт, оставив меня одного у склепа. Но медлил он лишь мгновение: быстро протянув руку, он отвёл от моего лица высокий воротник плаща. В ответ я резко поднял голову и снял шляпу. Смысла таиться не было.