Страница 32 из 76
Очень он странный, наш пастор Нокс. В воскресенье я пропустила службу, отговорившись, что всё ещё плохо себя чувствую. На самом же деле я боялась. Мне было страшно, а вдруг и во мне живёт подобное существо, как в Сьюзан, в Николасе. В пасторе Ноксе. Хотя, раз он пастор и ведёт службы, следовательно, он умеет обращаться со своим демоном. А вдруг я потеряю контроль, вдруг я так же стану преображаться? Начну издавать многоголосые крики, изгибаться на полу, бросаться на пастора с оскорблениями. Даже если до сих пор у меня не было подобных приступов, это не значит, что рано или поздно они не начнутся. Ведь неспроста мне удалось не просто совладать нечистым духом, но ещё и изгнать его. Значит, во мне живёт ещё более сильная тварь. Как в пасторе Ноксе. Значит, если и надо мной начнут проводить обряд экзорцизма, то я буду выглядеть вот так же страшно и отвратительно? И пастор увидит меня такой? Отогнав глупые мысли, я пристыдила себя. Наверняка пастору всё равно, как выглядят одержимые, за годы практики привык.
Я видела, что за существо живёт в нём. Это сама тьма, само зло. Мне страшно представить, какой силой нужно обладать, чтобы удерживать напор такой мощи. Я видела, как он позволяет темноте продвинуться вперёд, отступая при этом назад, как он балансирует на тонкой грани между безумием демона и собственным сознанием. Я так не смогу. На такое у меня точно не хватит сил.
Всю неделю я не видела Ника. Нового ключа от библиотеки у меня всё ещё не было, он больше не приходил ко мне, хотя каждую ночь я почти до утра вслушивалась в тишину, но в тихом скрипе, который часто издаёт старое, рассохшееся дерево, и в порывах ветра я не могла расслышать мышиный шорох из шкафа и приглушённый голос.
В пятницу после занятий, идя в свою комнату, я наткнулась в коридоре на мисс Бэйли.
- Мисс Гловер попросила найти вас и привести к ней.
Кроме этой фразы никакой информации мне больше дали. Резко крутанувшись на каблуках, мисс Бэйли умчалась по коридору вдаль, мне оставалось лишь припустить за ней. Именно так всегда поступают учительницы, когда пансионерка в чём-то провинилась: им кажется, что, показав своё пренебрежение к преступнице, они заставят её ещё сильнее прочувствовать тяжесть своей ошибки. Знать бы только, в чём же провинилась я?
Достигнув кабинета миссис Гловер, мисс Бэйли оставила меня у дверей и, фыркнув, удалилась. Прежде, чем постучать, я протёрла на всякий случай носовым платком туфли и проверила чистоту передника. Не стоит искушать судьбу и усугублять ситуацию. После приглушённого «Войдите», я открыла дверь и переступила порог.
Миссис Гловер сидела не за своим широким столом тёмного дерева, а в кресле возле окна. Напротив её кресла стояло ещё и одно и, увидев меня, директриса сделала пригласительный жест. Я присела.
- Добрый день, мисс Фаулер.
- Здравствуйте, миссис Гловер.
Директриса перевела взгляд за окно. Обычный осенний день, ясный, без тумана и дождя. Небо было синим и высоким, оно отражалось в глазах миссис Гловер, придавая им голубой оттенок.
- Сегодня в пансионат приходил пастор Нокс. Он просил у меня разрешения давать вам уроки теологии.
Я не была уверена в значении термина, но всё же смогла выдавить:
- Ну раз пастор Нокс считает, что мне нужно заниматься теологией…
Директриса перевела взгляд на меня. Он был непроницаемым, как стена с полосатыми обоями позади неё.
- Мисс Фаулер, я не могу запретить вам идти по той дороге, которую вам навязывает пастор Нокс. Я мало знаю о том, что делают экзорцисты и какими методами пользуются. Но знаю, что это в любом случае опасно для молодой девушки. Я прошу вас хорошо подумать перед тем, как делать решение.
- Спасибо за предостережение, миссис Гловер, но я…
- Вы ещё слишком юны, чтобы осознать, что вас ожидает, - всегда спокойная и тактичная миссис Гловер сегодня явно испытывала тревогу. Она прикусила губу, словно боясь сказать что-то лишнее, и взяла меня за руку. - Одумайтесь. Вы ещё можете отказаться от всего этого, окончить образование, выйти замуж и зажить жизнью обычной английской женщины.
В этот момент я вспомнила черноту в глазницах Ника, онемение в кончиках пальцев, крики Сьюзан и бледное лицо пастора Нокса в церкви в зареве свечей. В течение короткого срока тёмная сторона внедрилась в мою жизнь.
- Спасибо за заботу, миссис Гловер. Но я чувствую, что это мой долг.
Миссис Гловер вздохнула и провела тонкой рукой по лбу.
- Видит бог, я пыталась. Я хотела спасти вас, но вы сами отказались идти к спасению.
Глава пансиона низко опустила голову, вцепившись пальцами в подлокотник. Несмотря на низкий рост и хрупкую комплекцию, она всегда выглядела строго и внушительно, но сегодня она казалась почти юной девушкой в этом старинном кресле с высокой спинкой. Если бы не чёрное платье и строгая причёска, её саму можно было бы принять за пансионерку. В её лице было что-то напряжённое, она смотрела на меня настороженными глазами, словно видела не меня, а какого-то нового, пока неизвестного ей, человека. Она покачала головой, будто от чего-то отказываясь, и произнесла:
- В воскресенье после службы пастор будет вас ждать у себя дома. Никто, в том числе ваш опекун, не должен знать об этих уроках.
Я молча кивнула. Мне совсем не хотелось говорить. Мне хотелось лишь поскорее уйти из директорского кабинета и укрыться от тяжёлого взгляда.
- Вы можете быть свободны.
Я встала из кресла и подошла к двери, мечтая как можно скорее оказаться за ней. Но едва я открыла её, чтобы ступить за порог и попрощаться, за моей спиной раздался голос:
- Мисс Фаулер…Беатрис…
Я обернулась и увидела миссис Гловер. Она стояла у окна, и ровный дневной свет обволакивал её хрупкую фигуру, подсвечивал волосы.
- Подумайте ещё раз. Это опасно.
На её лице была неподдельная забота и тревога. Она больше не отводила взгляд за окно, она смотрела прямо мне в глаза, разрываясь между желанием что-то сказать и сохранить какую-то страшную тайну. В этот момент мне стало жаль, что я не могу укрыться за её заботой, поддаться её желанию и уйти с намеченного пути. Но этот путь сам выбрал меня, я его не выбирала.
- Я уже всё решила. Спасибо за заботу, миссис Гловер.
Закрыв дверь, я услышала тяжёлый вздох, приглушённый старым деревом.
В воскресенье я впервые пошла на литургию, которую вёл пастор Нокс. Вопреки обыкновению, я заняла место на последнем ряду, чтобы, случились со мной какая-нибудь неприятность, например, сползёт чулок или демон решит выйти наружу и сказать несколько добрых слов этому миру и пастору Ноксу в частности, я бы могла как можно скорее покинуть храм.
Белые, украшенные резьбой, колонны нефа тянулись вверх, к сводам. Они росли из мозаичного пола, где перемежались коричневые и желтоватые квадраты, изображали странный геометрический узор. Утро выдалось ясным, солнечным, стены холлривской церкви были освещены яркими лучами, падавшими сквозь стёкла старинного витража, изображающего Саломею с блюдом, на котором покоилась голова Иоанна Крестителя. Золото её волос придавало плитам жёлтый оттенок, а кровь, залившая её руки и одежды, бросала красные искры на серый камень. Мне показалось, что алый всполох пробежал по щеке, когда пастор Нокс переставлял подсвечники, и я привычно потёрла лицо, как часто делала это во сне, и уставилась на белизну перчатки, словно краснота луча могла оставить на ней свой след. Ткань была девственно чистой, аки агнец, как и белый стихарь пастора Нокса. Стихарь не шёл ему, он был чуждым элементом, придававшим его и без того бледному лицу меловой оттенок. Пастор казался церковным призраком, только сильный голос придавал ему краски и жизнь. Я почти не слышала, что он говорит: гулкое эхо возносило голос вверх, разделяя конец фразы на многоголосие, но в нём не было опасности или злобы, только умиротворение и отчуждение.
Несколько пансионерок в первом ряду пустили слезу и принялись заламывать руки на самом душещипательном моменте проповеди: сегодня пастор коснулся истории Далилы и Самсона, и девичьи носики, многие из которых были покрыты начинающими бледнеть веснушками, дружно зашмыгали, хоть леди подобное вульгарное проявление чувств не пристало. Наш прежний пастор, преподобный Молден, не преминул бы отметить, что девы с нежными сердцами, полными сострадания, неминуемо попадут в райские кущи, но пастор Нокс на извержения девичьих чувств к обманутому Самсону не отреагировал никак. Он, словно механическая шкатулка, продолжал проповедовать, без отвлечений и отступлений. Он делал свою работу, размеренно и смиренно. Помощник пастора, видимо, недовольный, что тот вернулся к своим обязанностям и не позволил провести проповедь за себя, неумело играл на органе, путая педали и периодически фальшивя. Но даже это не могло испортить атмосферы того утра. Как только я поняла, что пастор не собирается сверкать чёрными глазницами, то позволила себе расслабиться.
Вопреки ожиданиям, со мной ничего не случилось. Я не стала говорить чужим голосом, пальцы имели прежнюю форму и слегка обгрызенные ногти. Ужасная привычка (даже не буду упоминать, что о ней думают настоящие леди), но в последнее время едва стоит мне впасть в задумчивость, так и хочется закусить губу и палец. И всё потому, что после того случая, когда Ник пробил дыру в стенке шкафа, больше я его не видела и очень тревожилась. Каждую ночь я прислушивалась к малейшим шорохам, так и засыпала настороженная, готовая подскочить навстречу гостеприимным дверцам шкафа, но тишина, нарушаемая лишь звуком моего дыхания, держалась до самого утра. Я боялась, что мой единственный друг забыл обо мне, или что жившее в нём существо стало брать над ним верх. Ведь не зря Ник скрывается от людей, видимо, ему не всегда удаётся сдерживать своего демона. Мне нужно каким-то образом связаться с ним или хотя бы напомнить о себе. Вдруг ему важно знать, что я его не забыла и жду известий?
Погружённая в мысли, я не сразу заметила, что служба закончилась. Лишь когда возле меня появился пастор Нокс, уже без стихаря, в обычном чёрном сюртуке с белым воротничком, я очнулась и поздоровалась.
- Добрый день, мисс Фаулер. Директриса сообщила мне о вашем намерении набраться знаний на новом для вас поприще. Вы готовы начать сегодня?
Пастор напряжённо смотрел на меня, словно боялся моего отрицательного ответа. Я набрала побольше воздуха и выпалила, боясь передумать:
- Я готова. Сегодня. Что мне нужно делать?
- Для начала давайте уйдём отсюда, пока ваша одноклассница мисс Рейнсмит по обыкновению своему не подошла ко мне за разъяснениями особенно непонятных для неё моментов проповеди. Не то, что бы я желал отлынивать от работы, но сегодня у меня просто нет возможности уделить ей три четверти часа, чтобы провести личную проповедь.
Прекрасно зная привычку Лиззи Рейнсмит экстатически закатывать глаза и промакивать их платочком на проповеди, а потом выяснять кровавые подробности у пастора Молдена, в какой именно глаз попал Давид Голиафу и сколько раз Каин ударил Авеля, я прониклась жалостью к преподобному Ноксу. Мы быстро вышли из церкви и направились по уже знакомой мне широкой тропе в сторону заплетенного плющом дома. Едва он показался на горизонте, пастор промолвил:
- Каждое воскресенье после службы я буду провожать вас к себе. Подберу нужную литературу, а так же стану давать список вопросов, ответы на которые вам следует найти в книгах, - пастор Нокс остановился, за ним застыла на месте и я. Сегодня в нём было что-то нервное, он был явно чем-то озабочен. В серебристых глазах застыла настороженность, словно каждое мгновение он ожидал услышать неприятную новость или получить удар в спину. Было заметно, что он с трудом сдерживается, чтобы не начать озираться. – Пожалуйста, отнеситесь к этому серьёзно. Помните, что, проводя обряд, вы отвечаете за духовное и физическое состояние того, к кому вас позвали. Любая ошибка может стоить жизни и вам, и этому несчастному человеку.
- Пастор Нокс, а кто вызывает вас к одержимым? Неужели вас знают по всем Англии?
- Все случаи одержимости или хотя бы подозрения на одержимость сначала рассматриваются в определённой канцелярии. Когда-нибудь, если вы сможете совладать со своими способностями и применить их на добрые дела, вам удастся побывать там. Именно оттуда я получаю известия о подобных случаях.
- Значит, теперь я буду ездить с вами?
Перспектива путешествовать по стране с пастором Ноксом, помогать несчастным девушкам и бедным детям выглядела заманчиво. Закончив пансионат, я могла поселиться здесь и проводить обряды экзорцизма, бороться с нечистым. Может, именно в этом моё призвание, а не в семейном очаге и великосветском супруге? Есть женщины путешественницы, спиритки, феминистки, а я буду женщиной-экзорцистом.
- Сначала вы должны овладеть теорией, как уже сказал. Только потом я позволю вам полноправно участвовать в обряде. Вам дважды по чистой случайности удалось справиться с демоном в теле человека, один раз просто усмирить, другой – изгнать. Но не идеализируйте экзорцизм, не думайте, что это так просто. Демоны лукавы, они различаются по силе и хитрости, они умеют сбивать с пути истинного, губить и соблазнять.
- А вам удаётся противостоять им благодаря…- я замялась. Фразу следовало сформулировать по-другому, вдруг ему самому не нравится вспоминать, что он является одержимым, как и его «пациенты».
Заметив моё смущение, преподобный улыбнулся. Странно, раньше я такой улыбчивости в нём не замечала, скорее, каменный ангел на кладбище начнёт ухмыляться, чем пастор Нокс. Есть такие люди, у которых на лице написано, что улыбаются они раз в год, сами черты лица противятся тому, чтобы сложиться в улыбку. Преподобный явно из их числа. А тут что ни встреча, так небывалое представление в виде улыбающейся глыбы льда.
- Ну, полно вам, не стоит. Да, вы видели моё другое «я», и можете говорить открыто: чаще всего я изгоняю нечисть лишь благодаря той силе, что живёт во мне. Тёмной силе. Мне удаётся сочетать мощь моего демона и личные знания, полученные при обучении экзорцизму. Но ваш случай совсем другой. Вы обладаете силой иного рода, мисс Фаулер. В вас не живёт злой дух, вы не должны контролировать его. По крайней мере, я не чувствую в его в вас.
- А что вы чувствуете?
- Нечто иное. Я ещё не встречался с таким. И нигде не нашёл упоминания о подобном. Ваш случай, как и мой, уникален, ведь таких, как я, очень мало. В основном экзорцисты – это фанатично верующие священники, которые вступают в орден, чтобы, поддавшись влиянию гордыни или озлобленности, утвердиться в собственных глазах за счёт нуждающихся в помощи несчастных людей. Редко кто из них выбирает этот путь с чистым сердцем и руководствуясь добрыми побуждениями. Именно поэтому я покинул свой орден.
- А что это был за орден?
Пастор покачал головой и сделал предупредительный жест:
- Пока вам не следует ничего знать об ордене. Многие знания – многие горести. Чем дальше вы от него, тем лучше для вас.
Мы подошли к самому дому, и пастор отпер старую дверь слегка поржавевшим ключом. Она обиженно заскрипела, и тёмное нутро дома дохнуло на нас запахами дерева и воска. Интересно, что привело его сюда, в нашу глушь? Не думаю, что подающий надежды молодой экзорцист не нашёл бы работы в Лондоне, но он обосновался здесь, в деревушке Холлрив довольно таки далеко от Лондона, и стал наставником, скажем прямо, небольшой и не слишком одухотворённой паствы.
- На втором этаже находится мой кабинет, рядом с ним библиотека. Будем заниматься в ней, впрочем, вы ведь любите библиотеки.
Библиотека в доме пастора напоминала скорее кабинет алхимика: затянутое плющом окно пропускало крайне мало света, полки были такими старыми, что, казалось, вот-вот рухнут, а книги скорее напоминали пособия чернокнижника. Ни одного нового издания, сплошь чёрная, потрескавшаяся кожа, жёлтые хрупкие страницы. Я приблизилась к дубовому столу, преподобный галантно отодвинул стул. Он подошёл к темнеющим в полумраке полкам, книги на которых, казалось, впитывали тусклый свет, льющийся сквозь листья плюща. Вытянувшись во весь свой немалый рост, он достал откуда-то сверху неотличимый на первый взгляд от остальных том, и раскрыл его передо мной.
- Malleus Maleficarum*. «Молот ведьм». Одно из первых пособий по борьбе с нечистью. Сегодня изложенные в этой книге идеи безнадёжно устарели, исследования в области демонологии и оккультизма смогли опровергнуть и даже высмеять её теории, но она послужила первым толчком к тому, что люди осознали силу своей веры. Они увидели, что с её помощью можно противостоять силам зла, стоит лишь воззвать, уверовать и отдаться в руки Его.
В который раз я удивилась тому, что он, место обитания самого врага рода человеческого, с такой лёгкостью и смирением произносит молитвы и взывает к Господу.
Видимо, заметив в моих глазах отражение этой мысли, пастор криво ухмыльнулся, а светлые глаза блеснули.
- Да, я могу произносить имя Христа, молиться и проповедовать, как обычный человек. Для всех непосвящённых я и кажусь обыкновенным пастором, и лишь немногие знают мою тайну. Теперь её знаете и вы, - пастор приподнял бровь, и в тёмных зрачках светлых глаз я увидела сонм теней, уже столь знакомый мне. На меня вновь смотрела древняя тьма, беспокойная, алчущая. Зачем он пугает меня?
- Вы уже не боитесь меня. И правильно делаете. Вам не причиню никакого вреда, теперь вы – моя ученица, и я должен вас оберегать. И от него тоже, - он прижал руку к груди, и тени в глазах растворились в черноте зрачка.
На языке у меня крутились сотни, тысячи вопросов. Как люди становятся одержимыми? Как давно он узнал, что одержим? Как ему удалось совладать с демоном? Как он попал в таинственный орден? Должна ли буду я в него вступить?
- Мы с вами должны держаться друг друга. Ни в коем случае ничего не говорите о наших занятиях своему другу, Николасу, учительницам и пансионеркам. Если у вас спросят, куда вы ходите после службы, говорите, что помогаете мне по дому или хотите написать научную работу по теософии. Современные девицы подчас занимаются странными вещами, поэтому подобный жест уже не вызовет лишних вопросов.
Неужто он считает меня совсем уж глупой и неспособной хранить тайны? Да я из таких передряг выкручивалась, ему и не снилось! Хотя, глядя на его бледное лицо и крепко сжатые губы, придающие лицу слегка жестокое и надменное выражение, я в который раз осознавала, что это мне не снилось, через что ему пришлось пройти прежде, чем обрести такой контроль над собой и тьмой.
Заметив, что я разглядываю его, пастор Нокс усилием заставил себя расслабиться и придал лицу спокойное выражение. Но от меня не укрылось, как сильно был он напряжён, он словно прислушивался к чему-то, будто собака. Казалось, любой посторонний звук мог разрушить хлипкое напускное ощущение спокойствия. Мне стало не по себе, я опустила взгляд, но периодически переводила его на длинные сцепленные пальцы, нервно поигрывающие манжетами рубашки.
- А теперь позвольте задать вам несколько вопросов. Сначала расскажите мне о своей семье. Мне следовало уже давно расспросить вас о ней, может быть, мне удалось бы что-то выяснить в архивах. Возможно, у вас в роду были великие святые или, наоборот, закоренелые грешники, и это повлияло на ваш дар.
Я слишком давно никому ничего не рассказывала о родителях. Об их смерти. О том, как я месяц провела в постели с нервной горячкой, упав в обморок на похоронах. О страшных снах, где я прячу самых дорогих и близких людей за белыми стенами склепа. О дяде, которого вижу так редко, и которому совсем нет дела до единственной родственницы. Интересно, приедет ли он в родительский день? Он так не написал мне.