Страница 29 из 76
Существо пристально смотрело на меня, на алых губах заиграла гадкая улыбка, ещё сильнее исказившая безобразную маску.
- Я всё вижу, святой отец. Ты совсем не тот, кем тебя считают, - Сьюзан облизнула губы бледным языком, словно хищник, закончивший трапезу. Её движения были плавны, она, скользя, подходила всё ближе ко мне, и лишь длинные, гротескно тонкие пальцы, словно паучьи лапки, хаотично двигались и дрожали. – Ты можешь прочесть сколько угодно молитв, облачиться во власяницу, словно фанатичный католик, но ты не изгонишь из своего тела моего повелителя. И меня из тела этой девки.
Звучащий голос не распадался на многоголосие, как у сильных демонов, он был низким, хриплым. Но я едва разбирал слова, что он произносил. Я слышал лишь шёпот из соляного круга, слова уколами игл отдавались в сердце и голове. И, по-видимому, ощущал это не только я. Демон замолчал, словно прислушиваясь к себе, и вдруг бросился к алтарю. Я понимал, что ему не преодолеть соляной защиты, он не причинит Беатрис вреда, но я бросился за ним, чувствуя слабость в ногах и внутренний трепет, не мой собственный, а страх и смятение тёмной стороны.
- Заткни свою пасть, слышишь меня! Замолчи, заткнись! – Сьюзан, ныне даже отдалённо не напоминавшая самоё себя, стояла у самого края начертанной солью границы, не в силах преодолеть её, перейти освящённую грань. – Заткни эту мерзавку, чернорясый! Не то я многое могу сказать из того, что ты о ней думаешь, я ведь все твои мысли как книгу читаю. Вряд ли её нежным ушкам стоит это слышать.
Я видел, что теперь Беатрис по-настоящему напугана. Личико побледнело сильнее обычного, синие глаза потемнели и стали почти чёрными. Она дрожала, книга, зажатая в пальчиках, ходила ходуном, но она, едва разбирая буквы, продолжала молиться.
- Я тебе вырву сердце, ты слышишь? Закрой свой рот, тварь!
Но я не успел. Он начал входить, выползать из своей пещеры, где терпеливо сносил заточение, которому я его подвергал уже столько лет. Я знал, что сумею вернуть его обратно, но сегодня я не мог рисковать и подвергать опасности Беатрис, если не её физическое состояние, так душевное. Я дал ему выйти, сровняться со мной ровно настолько, чтобы он не обогнал меня и не одержал верх.
Сквозь застилающую зрение пелену я видел, как в ужасе пятится от меня одержимая Сьюзан, пытаясь закрыть лицо и заходясь криком, как дрожат губы Беатрис и потемневшие, как зимняя ночь, глаза наполняются решимостью. Что она чувствовала в тот миг, что она видела тогда, известно лишь одному Богу. И, тем более, я не знаю, что заставило её сделать шаг из круга, который охранял её, дарил ей защиту от Сьюзан и от меня. Но она сделала этот шаг. Рывком, быстро, не прерывая молитвы, она бросилась вперёд и обхватила руками плечи Сьюзан, повалила её на пол. Одержимая упала и издала дикий вой, едва Беатрис упала рядом с нею на колени и положила ей на лоб руку без перчатки, обхватила тонкими пальцами испещеренную прожилками кожу. Сьюзан снова зашлась в крике, пытаясь сбросить придавливающую её к полу руку, но не могла коснуться кожи, словно это было раскалённое железо.
Наверное, обычный человек увидел бы лишь двух девушек, одна из которых рычит грубым голосом и пытается сбросить с лица руку другой, сжимающей в ладони молитвенник и почти кричащей святые слова. Но я видел совсем другое: сгусток метался под бледной кожей Сьюзан, тёмные прожилки то наливались бесконечной чернотой, то бледнели. Я чувствовал ужас, который охватил обитающего внутри Сьюзан демона, видел, как он искал выхода из её тела, причиняя немилосердные страдания. Теперь кричала и она, от боли и страха, а демон искал пути для побега, но вместе с тем не желал покидать обжитое тело. Сьюзан издала дикий крик – высокий, человеческий, так кричат женщины, даруя новую жизнь или умирая от страшных мучений. Вместе с криком из горла вырвалась струйка чёрного дыма и вознеслась вверх, широкой лентой принялась метаться между витражами, пытаясь пробиться сквозь древние стены на волю из святой обители. Но она растаяла, растворилась, так и не найдя лазейки в грешный мир, не успев обрести нового пристанища.
Беатрис уже не молилась. Она плакала, тихо и надрывно, почти безголосо, давясь рыданиями. Отняв руку от лица Сьюзан, она спрятала лицо в ладонях, из низкого пучка волос цвета тёмного серебра выпали тяжёлые, волнистые пряди и прилипли к щекам. Я, слегка покачиваясь, подошёл к ней и опустился на колени рядом лежащей Сьюзан. Она дышала ровно, хоть воздух и выходил с хрипом и тихим стоном, веки её трепетали, словно она видела дурной сон. Я знал, что это пройдёт. Она скоро поправится, память сотрёт воспоминания обо всех событиях этого дня и тех, что мучали её раньше. Память бывает милосердной, милостивой, благодатной. Только вот к моей памяти это не относится.
Я положил руку на плечо Беатрис, а потом и притянул к себе – слабая поддержка и попытка утешить. Лишь однажды мне приходилось утешать плачущую девушку – Бэллу, потерянное, украденное дитя, и один раз юношу – сбившегося с пути, почти брата, почти друга. В моих объятиях плакало ещё одно дитя – плакало из-за несправедливости судьбы, из-за того, как жестоко мироздание обошлось с ней, отравив редким даром, суть которого она не понимает, да и я сам пока понимаю не больше её. Она осознала, что отравлена, как и я, как и Николас. Только мы отравлены разным ядом. Я гладил её по волосам, мягким, как шёлк, шептал что-то утешительное на ухо, и она почти перестала дрожать.