Страница 19 из 76
Услышав мой ответ, директриса глубоко вздохнула и снова сжала руки под подбородком. Она посмотрела на меня пристальным, тяжёлым взглядом, словно искала на лице признаки каких-то перемен. Отнюдь, не к лучшему.
- Хорошо. Будь по-вашему. Я даю разрешение на поездку с пастором Ноксом. Под его ответственность.
Она перевела ледяной взгляд на пастора и, к моему удивлению, он не ответил ей подобным, а лишь кивнул и опустил глаза.
- Можете идти.
Пастор слегка поклонился, и мы вышли из кабинета, плотно закрыв дверь. Гора рухнула с моих плеч, дышать стало легче, родные пансионские стены снова обняли меня, будто гнездо птенца. Меня не выгонят с позором. Я останусь здесь.
Но теперь мою душу охватил страх совершенно другого рода. Что будет дальше? Для чего пастор с таким трудом выбивал мне разрешение на поездку в Брентвуд? Наверняка этот вопрос был прямо таки написан на моём лице, и пастор, несмотря на то, что в коридоре было пусто, наклонился ко мне и прошептал в самое ухо:
- Мисс Фаулер, в субботу утром я заберу вас у ворот пансиона. По дороге я объясню вам цель нашей поездки. Возьмите с собой молитвенник.
Сказав это, он быстрым шагом удалился вперёд по коридору. Я осталась одна у тёмных дверей.
Весь вечер я ходила из одного угла комнаты в другой, не в силах взяться за домашнее задание или прилечь и отдохнуть. Сотни вопросов в голове ставили меня в тупик, роились, словно пчёлы, нашедшие у корней дерева перезрелое яблоко. Мне хотелось этой ночью снова отправиться в библиотеку, чтобы увидеть Ника, но я понимала, что, скорее всего, за моей комнатой следят. Наверняка дежурной учительнице будет приказано не сводить глаз с двери, не выпускать меня ни при каких обстоятельствах, кроме как в лазарет. Сказать, что умираю, срочно нужно в лазарет, пустите меня скорей? Устроить представление? Одну меня точно не отпустят, дежурная учительница собственноручно отведёт обморочную девицу к медсестре.
Вместе с тем я боялась увидеть Ника. Что, если тот странный приступ повторится? Смогу ли я снова защититься от него? Как только в памяти всплывают чёрные глазницы с метущимися в них тенями, кровавые губы, синеватая кожа под каштановыми волосами, мне становится страшно и холодно, так холодно, словно я вышла в одной сорочке в Сочельник на улицу. Пальцы холодеют и мертвеют, и несколько секунд я не ощущаю их, не могу даже шевелить ими. Мне до гробовой доски не забыть тот страх, который охватил меня в тот мог, когда я поняла, что Ника со мной больше нет. Есть кто-то другой, тёмный, опасный.
Но ведь Ник был так добр ко мне, так ласков. Именно таким и должен быть настоящий друг. И так было ровно до тех пор, пока я не ослушалась его и не повела к церкви. А ведь он говорил, что ему нельзя туда. Если бы я только послушалась его тогда!
В любом случае, Ник - мой друг. Даже после того, что мне довелось увидеть и услышать. Друзей не предают, какими мы они ни были. Хотя, конечно, если друг хочет свернуть тебе шею, это заставляет несколько усомниться в вашей дружбе, но ведь дружбе свойственно и многое прощать.
Мои подозрения подтвердились, когда после десятикратного колокольного звона в дверь постучали. Но пороге стояла мисс Строу и, внимательно окинув меня с ног до головы притворно-заботливым взглядом, осведомилась о самочувствии.
- Благодарю, мисс Строу, я чувствую сильную слабость, но в остальном моя болезнь почти отступила.
- Приятно слышать, мисс Фаулер. Советую вам отправиться пораньше в постель, бодрствование допоздна очень вредит юному организму.
Вот же старая ведьма! Она о чём-то догадывается, или информация о моём приключении и без того гуляет свободно? И ничего не понять по прищуренному взгляду светлых, будто бы поблёкших от постоянного выслеживания и поглядывания крошечных глазок.
Но её совету я всё же последовала. Оставив гореть свечу, я отвернулась к стене и заставила себя не думать о том, что же нового я узнаю в субботу. Почему мне удалось одним прикосновением обезвредить врага под личиной Ника? И что вообще за чертовщина происходила с ним и пастором? Все эти мысли отгоняют сон, этак можно и до утра лежать, уставившись в потолок. Хотя если учесть, что он не церковный и с него не капает кровь, то почему бы и нет.
Проснулась я, как и заведено, не по своей воле. Из гардероба раздавались странные звуки, будто кто-то грыз дерево и одновременно стучал по нему кулаком. Мышей я никогда не боялась, но вот повстречать мышь с кулаками мне совсем не хотелось. Не придумав ничего лучше, чем встретить угрозу во всеоружии и атаковать её раньше, чем она сориентируется и атакует первой, я зажгла свечу и резко открыла дверь гардероба. На всякий случай схватила со стола словарь французского, толстый и тяжёлый, ни у одной мыши против него нет шансов. Правда, на счёт мыши с кулаками сказать сложно.
Да дверью висели два платья, дорожное и выходное, а за ними проглядывала задняя стенка гардероба. Обычно сохраняющая невозмутимое спокойствие, как и должно всякой деревяшке, сегодня она вела себя совершенно диким образом: дребезжала и ходила ходуном, словно кто-то пытался пробиться сквозь неё. Из-за деревянной стенки послышался звук бряцания металла, и кто-то тихо прошипел:
- Бтрс…Бтрис!
Ник. Поняв, что меня не выпустят в библиотеку, он пришёл сам. Спешно вытащив платья и разложив их на кровати, я закуталась в шаль и залезла в шкаф. Прижавшись губами к дереву, я прошептала в ответ:
- Ник, это ты?
Из-за дерева послышалось:
- Отойди. Сейчас я буду пилить твой гардероб.