Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 86 из 87

– Меня зовут Дэвид Макконнелл, я капитан Армии вооруженных сил США, – говорит он на удивление спокойно, и его лицо не перекошено ни единой эмоцией. – Представьтесь, пожалуйста.

– Изабель Мэд, – тихо отвечаю я и надрывно кашляю, пока капитан записывает мои слова на бумаге.

– Расскажите о себе. Что вас привело в Куитлук?

Сначала я удивляюсь этому вопросу. Так странно, будто и не допрос вовсе, а интервью для местной газеты. Хлопаю глазами, и капитан повторяет свой вопрос.

Вздыхаю.

– Это долгая история.

– У нас достаточно времени.

Странно, но это заставляет меня улыбнуться.

– Капитан Макконнелл, хотите, я расскажу вам все с самого начала?

Он пристально смотрит мне в глаза с секунду, а потом кивает.

– Конечно. Для этого вы здесь, мисс Мэд.

– Что ж, капитан Макконнелл. Тридцать первого октября две тысячи тридцать первого года я шла домой и увидела старушку, которая схватила меня за руку и попросила быть осторожней. А потом она умерла, и в Научно-Исследовательском центре Глендейл произошел взрыв, и началась эпидемия, и меня заперли в тюрьме базы Уикенберг, и мои родители оказались мне не родными, и все завернулось так ужасно, страшно, чудовищно, что однажды я перестала быть человеком. Мою мать звали Маргарет Макалистер и она умерла, когда...

***

Не знаю, как долго длится мой рассказ, но я говорю без передышки на протяжении долгих часов. Сначала Макконнелл пытается записывать за мной, после – лишь изредка отмечает важные факты, в конце же концов, откладывает ручку и бумагу насовсем. Он не отрывает своего взгляда от меня, задает вопросы по ходу воспоминания, иногда улыбается, иногда хмурится, иногда отворачивается, когда я смеюсь или начинаю плакать. Это так странно, потому что я впервые за эти два года нашла заинтересованного слушателя, и он действительно удивлен тому, как повернулась моя жизнь. И я говорю все, абсолютно все, что случилось со мной. Сегодня день абсолютной честности, и мне действительно становится легче.

Макконнелл то и дело кивает охранникам, и они приносят мне стаканы воды, я осушаю их залпом и возвращаюсь к рассказу. Потом капитан прикуривает, и я кашляю от дыма, но продолжаю говорить.

Под конец рассказа между нами протягивается незримая нить, и когда я замолкаю, поднимаю взгляд наверх и вижу лишь, как муха бьется о горящую лампочку света.

Глупая, она не знает, что есть настоящий выход. Она не знает, что этот свет – лишь иллюзия, чтобы испепелить ее хрупкое тельце, но она все равно бросается на раскаленное стекло, терпя боль и страдания.

В ней я узнаю себя.

– У меня все, капитан Макконелл, – говорю я, допивая остатки воды. – У вас еще остались вопросы?





Капитан качает головой.

– Нет, мисс Мэд. Вы можете быть свободны.

– Меня отведут назад в камеру? – спрашиваю, поворачиваясь к охраннику.

– Нет, Изабель, вы можете быть свободны. Спасибо за честность.

У меня в груди колотится сердце. Руки трясутся, когда я налегаю на дверь, чтобы открыть ее. Военные ведут меня по коридору, но в самом конце действительно путь на воздух, в холодный промозглый аляскинский воздух.

Я задыхаюсь, оказываясь снаружи, но меня тут же подхватывают.

На улице ждут двое: Ник и Маргарет. Женщина набрасывает мне на плечи теплое пальто, и мы идем к машине. Молча, потому что я не знаю, что еще сказать, ведь все мои слова достались Макконнеллу.

– Как ты жила все эти годы? – спрашиваю я у Маргарет, уже сидя в машине.

– Как призрак. Изучая вас и мир, созданные вами с Ником, мне пришлось и контролировать все, что было вокруг вас. Правительство. Хранителей. Мятежников. Я оставалась в тени все эти годы, чтобы вы нашли свой путь.

– И что теперь? Опять вернешься в тень?

– Она оказалась моим лучшим пристанищем.

– Что будет со Штаммом?

– Проект Миллингтона «Поколение V» передан в руки правительства и принят к разработке. Петерсвилл восстановят, и он будет уже государственным центром.

– А с мятежниками?

– Их будут судить по всей строгости закона.

Я киваю и больше ничего не спрашиваю. Слова покидают меня, мои мысли, мои действия, мои желания. Я смотрю на руки Маргарет, где на циферблате замирает стрелка, и, кажется, на одно мгновение отклоняется в обратную сторону.

Анахронизм. Так я это называю. Так я называю себя, девочку, застрявшую между прошлым, настоящим и будущим. Смотрю в зеркало заднего вида, ища глазами Роджерса, нахожу, и мы долго смотрим друг на друга.

И он тоже Анахронизм. Чужак для этого места и этого времени.