Страница 45 из 87
– Я лечу, – шепчу я и целую каждый ее тоненький холодный пальчик, и Софи медленно разлепляет веки, устало смотрит на меня и пододвигается еще ближе.
– Куда ты летишь, Ник?
– Я лечу в небо. Отрываюсь от перил мостовой и больше не смотрю вниз. Я не упаду больше, представляешь?
– Ты научишь меня летать? – едва лепечет она сквозь сон.
– У нас одни крылья на двоих, птичка.
И она закрывает глаза, тихо сопит в подушку. Она слишком маленькая для этой большой кровати, и я ложусь рядом с ней на самый край, отбрасываю яркую прядь с ее лица и смотрю на него так долго, что глаза начинает щипать.
Я не уйду. Ни за что. Я смогу от всего ее защитить.
***
Кажется, Софи просыпается раньше меня, хотя я вообще не уверен в том, что спал. Она зарывается пальцами мне в волосы и потягивается на кровати, тихо зевает, а мне кажется, что прошло от силы несколько секунд. Поворачиваюсь и смотрю на часы: почти полтора часа.
Мы ничего не говорим. Смотрю на ее лицо и чувствую, как внутри все переворачивается, меняется местами и всячески отрицает гравитацию. Внутри меня не порхают бабочки. Внутри меня летают мухи и бьются лбами о мои ребра, пытаясь выбраться, но мне все равно хорошо.
Так проходит весь день: я приношу ей еду, воду, лекарства, не отхожу ни на шаг и нервничаю, заламывая себе пальцы, когда врачи силком выгоняют меня из ее палаты.
Софи говорит о том, что не жила целый год.
Софи говорит о том, что никогда не верила в то, что я умер. Не могла поверить.
Софи говорит, что чувствует мою боль, как свою и иногда видит все мои мысли по моему лицу, хотя ни одна мускула на нем не шевелится.
Софи говорит, что я стал симпатичнее за этот год.
Софи говорит, что Штамм – это дьявольская игрушка, но она способна творить чудеса, и я верю ей. Верю в то, что он спасет нас и оставит в покое хотя бы на время. Поэтому не хочу думать, сколько нам отведено быть вместе.
Когда я пытаюсь заговорить об Изабель, Софи меняется в лице, кричит и просит никогда не произносить это имя, и я замолкаю. Кажется, мы оба сходим с ума, но мы не одиноки в своем безумии.
Проходит день.
На ночь мне приходится перебраться в свою комнату, но я долго не могу уснуть, потому что внутри бурлят эмоции. То, чего я не чувствовал слишком долго, вырвалось совершенно внезапно, полностью захватив меня в свой водоворот.
На второй день я просыпаюсь очень рано и бегу к ней в палату, но она тоже не спит. Смотрит на меня и улыбается. Я замечаю что-то непривычное в ее улыбке, но не говорю ей об этом. Забываю, когда она начинает рассказывать какую-то историю. Ее голос льется в меня, смешивается с моей кровью, и уже ничто не имеет значения.
На третий день на улице портится погода. Идет непонятный «снегодождь», барабанит по стеклам, в больнице ужасный сквозняк, и поэтому мы вместе зарываемся в гору одеял и смотрим фильмы несколько часов подряд. Она дрожит, и я обнимаю ее.
Она не согревается.
На четвертый день мне снятся кошмары. Всю ночь я убегаю от зверя, просыпаюсь не меньше пяти раз, а в последний открываю глаза уже после полудня. Со всех ног бегу к Софи, но она еще спит. Подхожу ближе, убираю волосы с ее лица и чувствую, как пылает ее лоб. Бегу к врачам, но они разводят руками и колют ей какие-то препараты.
У Софи начинается лихорадка, и она не приходит в себя.
Я дежурю у ее палаты сутками напролет, и когда она открывает глаза, смотрит на меня с секунду, а потом начинает истошно кричать. Я успокаиваю ее, но она вырывается, а потом снова пропадает и забывается во сне.
Температура не спадает вопреки всем лекарствам.
Я уже не ухожу в свою комнату, сплю на полу рядом с кроватью Софи. Кто-то из санитаров приносит мне матрас, подушку и одеяло, и теперь я не оставляю Софи ни на минуту. На шестой день она просыпается без температуры. Хлопает заспанными глазами и смотрит на меня, будто видит впервые в жизни.
– Ник?
– Я здесь, – сонно шепчу я и беру ее за руку.
Лицо Софи расплывается в улыбке.
– Обещай, что не прыгнешь, хорошо? Даже ради полета. Полет – это как падение, только наоборот.
Я киваю, хотя мне начинает казаться, что она в бреду.
– Все приводит к одному исходу. Не прыгай, Ник…
Софи закатывает глаза и ее голову обессилено падает на подушку. Я зову ее, но она больше не смотрит на меня. Я дергаю ее за руку, но она лишь слабо держится за мои пальцы, улетая от меня, оставляя совершенно одного.