Страница 10 из 87
Они делают шаг навстречу друг другу и замирают в крепких объятиях, и теперь до меня доносится лишь частое дыхание. Я не смею прервать эту сцену, стою в стороне и растворяюсь на фоне стены. Мне хочется уйти и оставить этих двоих наедине, но так же мне очень хочется услышать эту историю. Их историю.
И тогда они оба оборачиваются ко мне и начинают говорить.
– Нас всегда было трое. – Манн надрывно кашляет, и его глаза начинают слезиться. – Чарльз с самого первого дня нашего знакомства был влюблен в Маргарет, но ей был нужен только Бэр. Удивительно, что при любой возможности она сбегала к Чарли, находила в нем поддержку и утешение и снова сбегала, на сей раз уже от него. Я был ей как брат, она не доверяла мне так сильно, как Чарли, но не пренебрегала моим обществом, отнюдь. И… я познакомился с Адрианой на старшем курсе университета. Мы много гуляли, а потом нас раскидало по разным частям мира, и однажды мы снова встретились благодаря Марго.
– Тогда она уже была беременна, верно? – я чувствую, как мое лицо горит. – У Маргарет должен был родиться сын.
Манн опускает взгляд и тяжело вздыхает.
– Да. Нику уже было несколько месяцев, когда мы с Адрианой начали встречаться. Мы хотели пожениться, но так и не сложилось. Мы столько всего упустили…
Манн сжимает переносицу пальцами и морщится. Он тщательно давит слезы, всхлипывает и резко поднимается со стула.
– Извините, – бросает мужчина и выходит из комнаты. После него остаются скелеты, торчащие из его личного шкафа.
Алекс смотрит на меня, и я не могу разобрать его чувства. Это и горечь, и непонимание, и боль, и злость, и все это смешивается в его пристальном взгляде, направленном на меня, и холод бьет под дых. Я делаю шаг к парню, протягиваю руки, пытаясь обнять его, но он перехватывает их и тяжело вздыхает.
– Прости, – шепчу я, и он трясет головой из стороны в сторону, морщась и надрывно дыша.
– Все нормально, – он кладет руки мне на плечи и больше не встречается со мной взглядом. Все нормально… я не видел его много лет. Слишком сложно теперь… переварить все это.
Я киваю. Странно, но теперь мы так хорошо понимаем друг друга. Брошенные дети сложных родителей.
Манн возвращается и смотрит на нас, грустно улыбаясь. Он снова садится на свой стул, и от него пахнет крепким табаком. Мы молчим еще несколько минут, а после мужчина продолжает свою историю:
– Когда родился Алекс, мы стали реже общаться с Марго, но с ней уже тогда творилось что-то странное. Она стала нервной, злой, много курила и постоянно пила какие-то таблетки. Нику было три или четыре года, и она совершенно им не занималась. А потом отдала его в приют. Марго навещала его там несколько лет, но потом резко перестала. Она говорила, что сын больше не хочет ее видеть, но постоянно справлялась о нем у директрисы интерната, и та говорила, что он настоящий гений. Способный ученик, отличник, увлекается наукой. Марго не спала ночами и корила себя за то, что не смогла стать ему матерью, и перед тем, как… – Манн запнулся, – перед тем, как покончить с собой, она написала Адриане письмо с просьбой устроить ее сына в лабораторию.
– Так Роджерс стал работать с Хранителями?
Александр кивает.
– Неужели она думала, что пристроив своих детей и лишив их голода и потребностей, она избавит их от страданий?! – восклицаю я, и что-то колит в груди. – Вы ведь были рядом с ней, неужели вы не могли ничего сделать?
Манн опускает взгляд.
– Нет. С Марго невозможно было что-либо сделать, она всегда была сама по себе.
Я хмыкаю и отворачиваюсь. Глаза начинает щипать.
– Бред… Какой-то бред…
Все внутри кипит. Я чувствую, как внутри меня извергаются вулканы, и лава хлещет по лицу. Как слезятся глаза и дыхание перехватывает: настолько горячо в горле. И больно. Боль растекается по телу вместе с кровью и циркулирует по венам, просачиваясь в мозг. Так мы с ней снова становимся единым целым.
Манн вздрагивает и снова поднимает руку, трет переносицу. Его лицо становится красным, глаза опухают, и длинные волосы беспорядочно торчат в разные стороны, смешиваясь с бородой. Такой большой человек становится похожим на ребенка, и я замечаю, что рука Алекса все еще лежит на моем плече, когда его пальцы непроизвольно впиваются мне в кожу.
Я терплю его боль и пытаюсь забрать себе, хотя знаю, что это невозможно.
– Если бы я мог что-то сделать, – Манн протяжно вздыхает и закрывает лицо руками. Только теперь я понимаю, что здесь и сейчас на нас троих приходится слишком много смертей тех, кого мы любили. Кого боялись потерять. Кого не могли удержать. И наш негласный клуб одиноких сердец перерастает в нечто большее, и я уже открыто глотаю слезы, меня трясет в объятиях Алекса, я хочу кричать и выть, но все звуки застревают в горле, не позволяя дышать.