Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 102

При воспоминании о Рине у меня невольно сжимаются кулаки. Я уже смирился с ее гибелью, но вот с причинами этой гибели смириться не могу. Как нелепо, как глупо! Неуемное женское любопытство. Сейчас, год спустя, нежность воспоминаний все чаще сменяется гневом. Ей недостаточно было чувствовать мою человеческую любовь. Ей хотелось постичь мое стихийное воплощение. И, несмотря на запрет приближаться к белой башне, однажды она не выдержала и пришла посмотреть, как муж ее становится ветром…

Даже моей магической силы не хватило бы на то, чтобы исцелить смертную, сорвавшуюся с такой высоты. Зато я впервые увидел, вернее, ощутил, как радуется нежданной жертве изначальная стихия. Будто бесформенное чудовище, которое сначала нападает, а потом, довольно урча, отползает в сторону и затихает. После этого я стал быстрее распознавать сигналы и гораздо увереннее справляться с непослушными ветрами, значит, жертва и впрямь способствует наращиванию силы.

Я знаю, Бриз не жаловал Рину, и первое, что он сказал, я могу утешать себя тем, что, потеряв любимую, я нарастил силу, ведь все равно Сомния не даровала Рине дар видеть и толковать знамения. А зачем мне жена, которая не может служить проводницей в мир сновидений? Если бы мог, я бы тогда убил его за эти слова. Что мне дело до стихии, до неведомой богини и ее знамений! А сейчас, как бы ни хотелось в этом признаваться, я понимаю, что в чем-то Бриз прав.

С момента, как Рина ступила на остров, Бриз ретировался. Сначала я счел это деликатностью, потом понял, что это – тщательно сдерживаемая, непонятная для меня неприязнь. Но кому интересно мнение стихийного духа?! Как бы я ни подшучивал над ритуалом, стоило мне увидеть свою нареченную, я пропал. Она была такой красивой, такой желанной, такой трогательно покорной.

Ослепленный страстью, я долго закрывал глаза на очевидное. На то, что покорность испарилась ровно в тот миг, когда Рина поняла, что обрела власть над моим сердцем. Ей хотелось не любви, а власти над миром, хотелось стать не просто женой Смотрителя, а самой обернуться в стихию. Объясняла она это тем, что хочет постичь меня не только, как человека. Почувствовать нас как одно целое. Выпытывала. Подсматривала. За что и поплатилась.

Долгое время я списывал свое жуткое состояние на то, что стал невольной причиной смерти Рины. И только спустя долгое время смог признать, что больно было не от этого. А от понимания – она не любила меня. Привыкшая к власти и поклонению в своей жизни до острова, Рина и здесь стремилась к тому же, пусть даже это была власть над одним мной. А я, как слепой, выполнял все, что она хотела. Решился на обряд. Показал ей белую башню и розу ветров. Могу теперь утешать себя, что в подобную ситуацию попадали многие мужчины, ослепленные страстью, но сам-то от этого меньшим болваном я не стану!

Верчу перо, не понимая, что мне делать. Потом, в который раз, пробую превратить перо в шариковую ручку, но магическое нечто упорно отказывается воплощать предметы, неизвестные здешнему миру. С момента, как я обнаружил погодник на полке, не устаю задаваться вопросом, откуда же здесь подобный артефакт? Если это – не удачное воплощение барометра из моего мира, значит, где-то на материке и впрямь сохранились предметы из эпохи первой луны, когда еще не было смотрителей? Но зачем материализовать его здесь? Устав мучиться от загадок, решаю, что прежний Аир обладал своеобразным чувством юмора, и погодник – напоминание о том, что теперь вся власть над ветрами вершится по мановению руки. И возвращаюсь к дневнику.





Наверное, ведение записей – это иллюзия общения, по которому я истосковался. После смерти Рины Бриз предпочел обходить меня стороной, но вскоре стал намекать, а потом и вовсе говорить в открытую, что пора бы подать знак и пригласить новую нареченную. И в ответ получил такую трепку, что долго не мог восстановить энергию, чтобы вернуть себе человеческое обличье. С тех пор мы почти не видимся. Он молча появляется, смотрит, как заботливый родственник, навещающий душевнобольного и с грустью убеждающийся, что улучшения не наступает. И вновь исчезает.

Отшвыриваю прочь пустую книгу и переношусь на башню. В центре зала по первому взмаху руки появляется уже привычная картина мира, подвластного мне. Сегодня все спокойно, лишь над горами далекого княжества на северо-востоке собираются тучи. Ничего, эта гроза не опасна. Взмахиваю еще раз, и изображение меркнет. Земные компьютерные гении все локти бы искусали при виде таких способностей.

Я томлюсь от бездействия. Так, что готов сам вызвать смерч, чтобы его же потом и усмирить. Что ж, такого я, конечно, не сделаю, но дежурная тренировка не помешает. Перехожу в свое стихийное состояние, как обычно, теряя счет времени и наслаждаясь потоком, и несусь в сторону большой земли. Прибрежные селения пролетаю мимо, там все уже так знакомо, что никакого интереса во мне они не вызывают. Я видел, как молятся Сомнии гибкие юные красавицы, я слушал споры на сходе старейшин о дележке плодородной земли, которой так мало в этих местах. Я брел по воде вслед за влюбленными парочками, беззастенчиво слушая их признания. Я сидел у ритуальных костров и в лодках ныряльщиков, достающих жемчуг.

Сегодня я лечу дальше, за перевал, к границе, где заканчиваются мои владения, и вступает в силу Терра. Посылаю ей знак, так сказать, о тренировочном полете, и получаю ответ о позволении пересечь границу. То, что я когда-то постигал с трудом, сейчас происходит быстро и естественно.

Пограничье, как водится, место неспокойное и малоприятное. Но именно эти изломанные скалы, выжженная земля и безлюдье как нельзя кстати соответствуют сейчас моему настроению. Я перевоплощаюсь и иду по пустыне, жадно впитывая физические ощущения: жар земли, которая сейчас, в сумерках отдает его обратно моей стихии, колкость травы под ногами, стрекот цикад. Пусть для людей я – призрак, но природа щедро одаривает меня впечатлениями.