Сон-да-Ветер

И, неожиданно для себя, набредаю на посиделки у костра. Сначала досадую на нарушенное уединение, а потом все же подхожу. Это караван торговцев, а я уже успел убедиться, что из их разговоров подчас можно узнать о самых последних событиях, произошедших среди людей. Невидимый, подсаживаюсь, и невольно сожалею о своей временной бесплотности, уж больно ароматно пахнет похлебка, весело булькающая в котелке над костром. Интересно, я ведь пил ключевую воду в срединных землях и срывал травинки в степи, смогу ли я отведать человеческой пищи. Рискнуть? Так, наверное, и рождаются байки о самодвижущихся предметах. Но, нет, не могу ухватить ложку, да и, рискнув прикоснуться к котелку, ожога не чувствую. Хитро устроено: все, что создано человеком, для меня здесь недоступно. Ну, и, ладно, придется довольствоваться разговорами!

- Собери еще хвороста, пока не стемнело, - командует один караванщик другому, - нечего здесь по ночам бродить! Места дикие, неспокойные.

Тот послушно поднимается и скрывается в ущелье, где среди скал виднеется скудная растительность. Уставшие после долгого перехода, люди ужинают и начинают сонно приваливаться к теплым бокам лошадей. Палаток они не ставят, видимо, привал будет недолгим. Сегодня им не до бесед и, разочарованный, я уже встаю, как вдруг из-за моей спины бесшумно выныривают из сумерек всадники. У них темные одежды и лица, закрытые платками, так, что видно только яростно сверкающие глаза. Дальше все случается, как в кино на ускоренной перемотке. Караванщики даже не успевают вытащить сабли из ножен, как их, одного за другим, убивают, безжалостно и молниеносно. Лишь льется на бесплодную землю темная кровь и, ослепительным потоком, льется из прорех в мешках жемчуг.

Через несколько минут все кончено. Я стою в оцепенении, когда из ущелья, с огромной охапкой хвороста в руках, появляется последний из караванщиков. Он тоже замирает, а потом, выронив хворост, бросается обратно, и грабители несутся вслед за ним, держа над головой обагренные кровью мечи. Понимая, что расстояние слишком велико, кто-то бросает копье, и над равниной слышится отчаянный крик раненого.

Не знаю, засчитывается ли это как вмешательство, но, на мгновение перевоплотившись, не думая о том, что могу кого-то зацепить, я лечу и сметаю вниз камни. Теперь между жертвой и преследователями воздвигнут надежный барьер, хотя я, похоже, испортил единственный нормальный путь между равниной и побережьем. Вернуться к каравану выше моих сил. Боюсь, что на этот раз не сдержусь и смету грабителей с лица земли! Поэтому перевоплощаюсь и спускаюсь к человеку. Оглушенный грохотом, он растянулся на земле, но, конечно, ни один, даже самый мелкий камушек его не задел. Как, к моему сожалению, не пострадали от камнепада и грабители, так безжалостно расправившиеся с невинными людьми.

Поднимайся! - говорю я ему, но он, конечно, меня не слышит.

Я вновь бессилен. Сможет ли он вернуться домой? Какая сила поведет его: любовь к девушке, оставленной на берегу? Долг, призывающий рассказать сородичам о страшной гибели близких? Жажда жизни? Я не смогу ему помочь, как не в силах я находиться дальше рядом, наблюдая за его жалкими попытками подняться.

После долгих раздумий удаляюсь на безопасное расстояние, и, став стихийным, проношусь над дорогой, которой шел караван. С корнем выворачиваю огромные валуны, заставлявшие путников идти в обход; засыпаю камнями провалы; сглаживаю крутые спуски. Я не могу помочь несчастному, но теперь путь домой стал таким, что его по силам одолеть даже отчаявшемуся и раненому.

Напоследок проношусь над побережьем, над густой россыпью ритуальных костров. А потом улетаю на остров и несколько дней с тревогой жду расплаты за своеволие. Но, видимо, мое вмешательство не противоречит устоям, потому что ничего не происходит. Я успокаиваюсь, но понимаю, что продолжать свои приключения человека-невидимки у меня нет ни малейшего желания. Слишком гнетущее впечатление произвела на меня сцена безжалостной расправы. Казалось бы, в моем прежнем мире я каждый день смотрел новости о терактах, авиакатастрофах, войнах. Но все это воспринималось отстраненно, как в кино. Массовые смерти – неизбежное зло нашего мира, но следующая за новостями реклама йогуртов и анонсы музыкальных шоу снижали градус восприимчивости к ужасам.

Здесь же я впервые оказался в эпицентре события. Я засыпаю и каждую ночь вижу, как хлещет кровь из перерезанного горла, слышу наполненные болью и отчаянием предсмертные стоны. Иногда вспоминаю того человека, что чудом избежал смерти и задаюсь вопросом, смог ли он вернуться? Дождались ли на берегу своего горевестника? Но на побережье больше не летаю.

Отец учил, что эффективно управлять людьми можно, лишь научившись вникать в их нужды: от самого важного клиента до простого уборщика. Но я решаю, что для меня проще - держать дистанцию, не видеть и не знать ничего о судьбах тех, кто молит меня о попутном ветре и благодатном дожде. На виртуальной карте, услужливо разворачивающейся в зале башни, нет домиков или фигурок, там лишь вихревые потоки и грозно налитые чернотой тучи. Вот этого и буду держаться!

И все же, не отдавая себе отчет, все чаще и чаще совершаю полеты вокруг острова, надеясь, что в окружении мощных вихрей, в стремительном полете найду успокоение. Тщетно! Я чувствую себя, как сорвавшийся с цепи пес, который сам не рад своей свободе, вот только осадить его некому. Однажды, возвращаясь к башне, едва не сметаю с площадки Бриза. Он морщится, как от боли, хоть это и невозможно.

- Какого черта ты тут делаешь? – кричу я, еще обуреваемый внутренним ветром.