Страница 25 из 102
- Твоя мать не вынесла горькой вести, девочка. Теперь она найдет покой в забытьи!
Не веря, я бегу на берег, но там никого уже нет. Лунная дорога серебрится на воде, дробясь, но лодка уже исчезла за горизонтом. Теперь маму примет другой народ, и она будет жить, не помня о том, что мучило ее в прежней жизни. Для отца потеря памяти была болью, для мамы станет исцелением.
Слишком много утрат за эти дни. Слишком много для меня одной. Мне кажется, что этот мир отталкивает меня, выпроваживает за порог. Но по лунной дороге я не поплыву! Мне не нужна такая жизнь!
Я возвращаюсь в опустевший дом. Пытаюсь представить мамино лицо, когда она услышала о гибели каравана. Я не видела ее на площади, но, значит, она там была. Или ей сказали соседи? Почему мама не пришла ко мне? Как это было: она, охваченная болью, которую не в силах вынести, сразу бросилась к воде? Так все быстро? Так быстро, что я пока не верю в то, что она исчезла. Если мысли о беде, случившейся с отцом, стали моими верными спутниками с той ночи, как дано было знамение, то мысль, что я больше никогда не увижу маму, я осознать не могу. Еще теплится в печи огонь, зажженный ее руками, и колышется занавеска над разобранной постелью, и лежит на столе ее любимый серебряный гребень, подарок отца. Весь дом еще хранит ее тепло, переливчатые мелодии песен, мерную поступь шагов. Но это уже – лишь призрак, эхо, тень.
И вновь настигают меня слезы. И вновь я падаю в полузабытьи на земляной пол, чувствуя, как боль утраты раздирает мое нутро. И вновь, как поднимается трава после порыва ветра, спустя долгое-долгое мгновение, поднимаюсь и я. Сама не понимая, зачем, достаю из тайника свитки и перечитываю слова, давно выученные наизусть. И сквозь ритм языка далекой земли приходит ко мне решимость.
Я бросаю свитки в огонь. Ни к чему следы, а ведь дом перероют, когда поймут, что больше ни одна лодка не уплыла. Завтра, как и положено, я пройду вместе со всеми вслед за невестой, соблюдая ритуал. А потом, когда на берегу разгорятся костры, правда, не праздничные, а прощальные, и все будут там, я уеду. Верхом, спасибо отцу, я держусь уверенно. Лошадь возьму у стражников, собаки меня знают и не поднимут лай. Путь через ущелье, как сказал вождь, теперь прям и легок.
Доберусь до завала, надежно защищающего нас от вторжения врагов, а там посмотрим. Уж лучше, как отец, погибну от руки кочевника, но зато попытаюсь сама изменить свою судьбу. А вдруг мне повезет, и я доберусь до благословенных земель и смогу начать новую жизнь, храня в сердце всю радость и боль прежней жизни, память о родителях, о кострах на берегу, о песнопениях, прославляющих луны, о детских играх с Габи...отец был прав, от воспоминаний нельзя отказываться!
Потом достаю из тайника амулет, подаренный отцом. После ночи, когда ушел караван, я больше не решалась его носить, опасаясь расспросов, но сейчас надеваю на шею. На церемонии его не будет видно под широкой красной лентой жрицы. Собираю запас воды и еды, жемчуг, деньги срединного царства, накопленные отцом. Беру со стола мамин гребень. Нет, сейчас я не в силах больше плакать о ней! Плачут об умерших, а она жива, она уже далеко от побережья, а, значит, спасительное забытье уже наполняет ее душу умиротворением. Может, там, на чужой земле она обретет долгожданный покой?
В окнах многих домов горят свечи. Там прощаются с теми, кто сложил жемчуг в чашу. Завтра все они вернутся домой, на счастье родичей. Все, кроме одной, для которой уже готова лодка. Интересно, а нареченные Смотрителя тоже лишаются памяти, ведь и они плывут по лунной дороге, пусть и второй луны? Это было бы великодушно. Впрочем, мне не дано это узнать!
До ущелья я добираюсь без труда, припрятываю суму меж камнями. Даже если завтра кто заметит меня на дороге, пусть думает, что я брожу, пытаясь забыть о потере родителей! Потому и прячу суму под покровом ночи. Обратно бреду из последних сил и на берегу падаю. Не могу. Не могу я сейчас вернуться в дом, наполненный мертвенной тишиной! Я заворачиваюсь плотнее в плащ и, прислонившись спиной к дереву, засыпаю под убаюкивающий плеск волн. Сомния великодушна: даже отчаявшимся она дарует спасительный сон!
МИКО
Чернила из каракатицы, перья из хвоста первой невезучей птицы, страницы из травы, переплет из ткани. Бытовую волшбу я освоил уже давно. На нее требуется гораздо меньше сил, чем на погоду, легкое развлечение в часы затишья. Создать книгу из воздуха, будь он хоть трижды подчиненной мне стихией, конечно, не выходит. Но под рукой достаточно материалов, чтобы, получить желаемый результат. Сам не знаю, почему выходит именно книга. Когда я только попал сюда, то возмущался, что никто не удосужился запечатлеть в свитках знания о здешнем мироустройстве. Мне, как человеку информационного века, хотелось, чтобы нужные сведения тут же оказывались под рукой.
Сейчас у меня нет ни малейшего желания писать о том, что я знаю. Кому это нужно? Передавать полномочия я не собираюсь. Какой дурак добровольно откажется от власти, силы, долголетия и, главное, от эйфории пребывания в потоке? Вспоминая себя, тогдашнего, могу только радоваться, что мне хватило решимости шагнуть в пустоту, открыв, тем самым путь к постижению стихии.
Так о чем же я сейчас хочу написать? Вот он, добротный фолиант, неуместный среди остатков завтрака, лежит на столе, созданный моей магической волей. Мемуары «Как я стал ветром»? Неплохое название для бестселлера, вот только, боюсь, читателей не наберется. Кто из смертных осмелится постичь тайны Смотрителя? Одна вот решилась, и то…