Страница 18 из 102
- Никогда не снимай его, Мико, - говорит Бриз.
Поднимаю глаза и вижу уже ставшую привычной картину – он светлеет и молодеет. Сейчас это совсем юнец, практически подросток, такой прозрачный, что сквозь него видно небо, и такой легкий, что мне становится весело. Бремя чужой силы снято и теперь, как я понимаю, он такой, каким и должен быть: милый, маленький, беззаботный ветерок.
Бриз внимательно вслушивается в себя и облегченно вздыхает. В этот момент за пределами башни с шумом и грохотом что-то обрушивается. Я подхожу к краю и вижу, как кольцо, окружавшее остров, исчезает. Сначала гаснет пламя, потом уходят под воду скалы и, наконец, успокаивается яростно бурлящая вода, разглаживается, как шелковая ткань под напором утюга.
- Что это? – привычно спрашиваю я. – Что это значит?
- Это значит, Мико, что остальные Смотрители приняли твое вступление в силу и сняли осаду с острова. Теперь ты можешь летать по свету и управлять своей стихией.
- Так я что, все это время был под присмотром?
- Они не имеют права следить за тем, что происходит на острове. Они всего лишь охраняли границы, пока не убедились, что новый Смотритель принял власть.
- А как они это поняли?
- У каждого из них есть такой знак. Они чувствуют тебя.
- Почему же я не чувствую их?
- Тебе, как и с ветрами, предстоит слияние со Смотрителями, раскрытие и обмен силой. И тогда ты получишь возможность общаться с ними так же, как сейчас ты призвал меня. Ты спрашивал, какой следующий шаг к всемогуществу? Последний: явиться на совет Смотрителей. И теперь, - в его голосе звучит неприкрытое торжество, - тебе открыли путь, чтобы ты мог полететь на эту встречу! Вперед!
Я взлетаю, подчиняясь ритму стихии, отправляюсь за пределы острова, и созвездия пока еще чужого, но уже покорного мне мира стремительно несутся мне навстречу. А за спиной затихает звонкий смех Бриза.
В любом новом деле наступает переломный момент, когда количество накопленных знаний и умений переходит в качество. И я, всегда считавший себя бестолковым учеником, не способным сосредоточиться, сейчас готов сам себе поставить высший балл. После того, как я принял из рук Бриза знак Смотрителя, все мелькает и меняется с такой скоростью, что я едва успеваю впитывать новизну.
До назначенной встречи есть еще время, и я облетаю мир, ослепленный его красотой и разнообразием. Это мир, куда не добрался прогресс, здесь нет заводов, выпускающих в атмосферу ядовитый дым; на бирюзовой глади океана не появляются пятна разлитой нефти; города не опутаны сетью проводов. Это мир величественных скал, увенчанных снежными шапками; реликтовых зеленых лесов; зеркальных озер и плавных рек.
И моя стихия, уже такая покорная моему зову и велению, кристально чиста. Я лечу, чтобы подхватить и направить прочь налитые ливнем грозные тучи, я сворачиваю непокорный ветер в тугой узел, я гашу бурю, и мир подо мной благодарно разворачивается многоцветным ковром. Все, что излишне, грозящее, опасно, я, как выразились бы компьютерщики в моем мире, архивирую и отправляю в сторону своего острова. Там, позади белой башни, есть место, откуда переизбыток стихийной силы утечет, не знаю, куда: в космос или в параллельный мир, главное, что здесь сохранится равновесие.
Самое неправильное, что встречается мне в мире, который я познаю с таким наслаждением – это люди. Ослепленный возможностью побывать среди них, первое, что я делаю, достигнув материка, перевоплощаюсь и иду в город. Взгляды и лица встречных прохожих не меняются при моем появлении просто потому, что меня никто не видит. Не видит, не слышит, не чувствует. Я – тот же воздух, которым повелеваю, иначе был бы слишком силен соблазн вмешаться в жизнь людей.
Например, остановить руку хозяина, который заносит кнут над исполосованной в кровь спиной слуги. Или сбить с пути крадущегося в богатый квартал вора. Или прекратить отвратительный аукцион, где пленников продают в рабство, подвергая их унизительному досмотру.
Но я всего лишь наблюдаю за всем со стороны. Только сейчас понимаю всю двусмысленность своего статуса. Смотритель – да, я всего лишь смотрю за ними, но не могу вмешаться. Отчаяние сменяется раздражением, потом гневом, потом усталостью. Я стараюсь утешиться, выискиваю другие картинки, чтобы поверить, что мир, который я спасаю от смерчей, небезнадежен. Вот босоногие ребятишки гонят к водопою стадо резвых козочек. Вот мать нежно целует младенца, завернутого в легкое покрывало. Вот загорелый до черноты мастер возводит немыслимой красоты храм.
Мир как мир, Мико, говорю я себе. Люди любят и ненавидят, совершают милосердные и подлые дела, губят и спасают. И так, перелетая из города в город, я привыкаю, что удел мой – растворяться в стихии, а не пребывать среди тех, кто живет ради пустых страстей или невинных радостей. Бриз прав: я не променяю свои новые способности на удел простого смертного. Поэтому, насытившись зрелищем чужой жизни, я возвращаюсь на остров. Туда, где я могу не испытывать раздвоения, а чувствовать себя цельным: и человеком, и стихией.