Дюна

Последовательная природа реальных событий не раскрывается с абсолютной точностью силами предвидения, за исключением самых необычных обстоятельств. Оракул схватывает эпизоды, вырванные из исторической цепи. Вечность движется. Она влияет сама на себя — как через посредство оракула, так и через вопрошающих. Подданные Муаддиба могут сомневаться в его величии и оракульном видении. Они могут отрицать его дар. Но пусть они никогда не усомнятся в Вечности.

Хейт смотрел, как Алия вышла из храма и пересекла площадь. Ее охрана держалась близко к ней, свирепое выражение диких лиц охранников маскировало обеспеченность и самодовольство.

Над храмом сверкнули на солнце крылья топтера. Это был топтер императорской охраны с изображенным на фюзеляже кулаком — символом Муаддиба.

Хейт снова взглянул на Алию. «Она не на месте здесь, в городе, — подумал он. — Настоящее ее место — пустыня, открытое, бескрайнее пространство». Странная мысль пришла ему в голову, когда он следил за ее приближением: Алия казалась задумчивой, только когда улыбалась. Все дело в глазах, решил он, вспоминая, как она появилась в зале на приеме посла Союза: под звуки музыки она гордо шла среди экстравагантных костюмов и мундиров. Алия была в ослепительно белом платье, целомудренная и надменная. Он смотрел на нее из окна, пока она не прошла во внутренний двор, с его прудом, фонтанами, лужайками степных трав и белым бельведером.

Все не так… совершенно не так. Она принадлежит пустыне.

Хейт перевел дыхание. Алия вышла из поля его зрения. Он ждал, сжимая и разжимая кулаки. Встреча с Биджазом породила в нем тревогу.

Он слышал, как свита Алии прошла по коридору мимо комнаты, где он ждал. Алия прошла в свои покои.

Хейт попытался сосредоточиться на том, что в ней встревожило его. То, как она шла по площади? Да. Она двигалась, как животное, за которым охотится хищник. Он вышел на соединительный балкон, прошел по нему за солнцезащитными экранами и остановился, скрытый в тени. Алия стояла у балюстрады, глядя на свой храм.

Он посмотрел в том же направлении, что и она, — на город за храмом. И увидел прямоугольники, разноцветные кварталы, копошащуюся жизнь, звуки. Строения сверкали на солнце, воздух над крышами дрожал от жары. В тупике, образованном стеной и углом храма, мальчик играл в мяч. Мяч поднимался и опускался, ударяясь о землю.

Алия тоже смотрела на мяч. Она чувствовала странное единство с ним — вверх-вниз, вверх-вниз! Она тоже прыгала по коридорам Времени.

Порция меланжа, выпитая ею перед уходом из храма, была самой большой, какую ей приходилось пить, — огромная сверхдоза. Еще до того как яд начал действовать, Алия пришла в ужас.

«Зачем я это сделала?» — спросила она себя.

Иногда приходится выбирать между двумя опасностями. Тот ли это случай? Это давало возможность проникать через проклятый туман, которым окутал будущее коварный тарот Дюны. Существовала преграда, и ее следовало преодолеть. Алия действовала по необходимости, ей нужно было видеть, куда идет ее безглазый брат.

Действие меланжа начало сказываться на ее сознании. Она глубоко вздохнула, испытывая особое спокойствие, ядовитое и самодовольное.

«Обладание вторым зрением опасно, оно ведет к фатализму», — подумала Алия. К несчастью, не существует абстрактного расчета, нельзя просчитать предвидение. Видения будущего нельзя представить в виде формул. Приходится входить в них, рискуя жизнью и рассудком.

Из густой тени соединительного балкона появилась фигура. Гхола! В своем обостренном восприятии Алия видела его с предельной четкостью — смуглое лицо, сверкающие глаза. Единство ужасающих противоположностей, что-то связанное воедино шокирующим образом, тень и яркий свет, продукт процесса, оживившего его мертвую плоть… и что-то необыкновенно чистое… невинное.

Невинность в осаде!

— Давно ты здесь, Дункан? — спросила она.

— Я не Дункан, — ответил он. — А что?

— Не спрашивай меня.

И она подумала, глядя на него, что тлелаксу ничего не оставили в нем незавершенным.

— Только боги могут безнаказанно претендовать на совершенство, — сказала Алия. — Для человека это опасно.

— Дункан умер, — он не хотел, чтобы она его так звала. — Я Хейт.

Она изучала его искусственные глаза, гадая, что они видят. Приглядевшись, она видела маленькие черные точки, крошечные колодцы черноты на сверкающем металле. Кассеты! Вселенная вокруг ее мерцала и кренилась. Алия ухватилась за нагретые солнцем перила балкона. Ах, как быстро действует меланж.

— Вы больны? — спросил Хейт. Он придвинулся ближе, внимательно глядя на нее стальными глазами.

«Кто это говорит? — подумала она. — Дункан Айдахо? Гхола-ментат? Или философ цензунни? Или пешка тлелаксу, более опасная, чем любой рулевой Союза? Мой брат знает».

Она снова посмотрела на гхолу. Что-то скрытое было сейчас в нем. Он начинен ожиданием.

— Благодаря своей матери я — Бене Гессерит, — сказала она. — Ты знаешь это?

— Знаю.

— Я использую силу Бене Гессерит и думаю, как думают они. Часть меня сознает священную необходимость генетической программы… и ее продуктов.

Она замигала, чувствуя, как ее сознание начинает свободно двигаться во Времени.

— Говорят, орден Бене Гессерит никого не отпускает, — проговорил он. И, приглядевшись внимательнее, заметил, как побелели пальцы, сжимавшие балконные перила.

— Я споткнулась? — спросила она.

Он видел, как глубоко она дышит, как напряжено каждое ее движение, как блестят ее глаза.

— «Споткнувшись, вы можете восстановить равновесие, перепрыгнув через то, обо что споткнулись», — механически произнес гхола.

— Бене Гессерит споткнулись, — сказала она. — Они хотят восстановить равновесие, перепрыгнув через моего брата. Они хотят ребенка Чани… или моего.

— Вы ждете ребенка?

Она с трудом удержала равновесие во времени и пространстве. Какого ребенка? Где? Когда?

— Я вижу… — прошептала она, — моего ребенка.

Она отодвинулась от края балкона, повернула голову, чтобы взглянуть на гхолу. У него горькое лицо из соли, а глаза — два круга блестящего свинца.

— Что… ты видишь такими глазами?

— То же, что и другие.

Его слова звенели у нее в ушах, обостряя сознание. Она чувствовала, что перешагнула через Вселенную… дальше, еще дальше… Ее окутывало Время.

— Вы приняли большую дозу спайса, — сказал он.

— Почему я его не вижу? — пробормотала она. Чрево всего сущего держало ее в плену. — Скажи мне, Дункан, почему я его не вижу.

— Кого?

— Отца моего ребенка. Я заблудилась в тумане тарота. Поскорее помоги мне.

Логика ментата дала точный расчет, и он сказал:

— Бене Гессерит хотят скрестить вас с вашим братом. С генетической точки зрения…

Она закричала.

— Яйцо во плоти… — с трудом прохрипела она. Ее охватил холод, потом нестерпимый жар. Невидимый муж ее темных снов! Плоть от ее плоти, то, чего не показывал ей оракул, неужели дойдет до этого?

— Вы рискнули большой дозой спайса? — спросил Хейт. В нем нарастал ужас, что эта женщина из рода Атридесов умрет, что ему придется смотреть в лицо Полу и сообщать ему об этом.

— Ты не знаешь, каково охотиться за будущим, — сказала она. — Иногда я мельком вижу себя, но иду своим путем. Я не могу смотреть сквозь себя. — Она опустила голову и покачала ею из стороны в сторону.