Дюна

Она проделала утренний туалет, изредка подходя к окну и разглядывая Корбу. Она попыталась вспомнить его грубым бородатым командиром третьей волны в битве под Арракином. Это ей не удавалось. Корба стал теперь круглым толстяком, одетым в дорогой костюм из паратского шелка. Видны были тщательно отглаженные брыжи и исподнее платье все в золоте и драгоценностях. Пурпурный пояс опоясывал талию. Рукава, просовывающиеся в специальные прорези верхнего платья, ниспадали вниз пышными складками темно-зеленого и черного бархата.

Несколько наибов вышли взглянуть на обращение со Свободным. Их появление вызвало шум, так как Корба начал кричать, что он невиновен. Алия всматривалась в толпы Свободных, пытаясь вспомнить, какими они были раньше. Настоящее заслоняло прошлое. Все они стали гедонистами, позволявшими себе удовольствия, какие обычный человек даже не мог бы себе вообразить.

Она видела, что их беспокойные взгляды часто останавливаются на дверях зала, где должен был происходить Совет. Они думали о слепом, но видящем Муаддибе, о новом проявлении его чудесной силы. По их законам слепого должно оставить в пустыне, а его воду отдать Шаи-Хулуду. Но безглазый Муаддиб видел. Им не нравилось здание крепости, они чувствовали себя в нем, как в ловушке. Дай им пещеру в скале, там они вздохнут свободно, но не здесь, где их ждет новый Муаддиб.

Собираясь идти на Совет, Алия заметила на столе письмо — последнее письмо от матери. Несмотря на особое уважение, которым пользовался Каладан как место рождения Пола, леди Джессика подчеркивала свое нежелание превращать планету в место паломничества.

«Несомненно, мой сын — эпохальная фигура в истории, — писала она, — но это не повод для вторжения толпы…»

Алия коснулась письма, испытывая странное чувство взаимного контакта. Эту бумагу держала в руках ее мать. Такое архаическое изобретение, как переписка, содержит в себе нечто глубоко личное. Письмо не может заменить ни один другой текст. Написанное на боевом коде Атридесов, письмо Джессики представляло собой почти непроницаемое средство сохранения тайны переписки.

Мысль о матери, как всегда, вызвала у Алии внутреннюю расплывчатость. Спайсовое изменение, смешавшее души матери и дочери, заставляло ее думать о Поле, как о сыне, которому она дала жизнь. Это же единство представляло ей собственного отца, как возлюбленного. Призрачные тени, люди из вероятного прошлого беспорядочно метались в ее сознании.

По пути в комнату, где ее ждала охрана из амазонок, Алия перечитала письмо.

«Вы породили гибельный парадокс, — писала леди Джессика. — Правительство не может быть религиозным и в то же время деспотичным. Религиозный опыт требует самопроизвольности, закон же исключает ее. Вы не умеете управлять, не опираясь на закон, и ваши законы постепенно вытесняют мораль, совесть, даже саму религию. Я предвижу день, когда место веры займут ее символы и на смену молитве придет ритуал. А между тем правительство суть интеллектуальный организм, подверженный сомнениям, ищущий ответа на вечные вопросы бытия…»

В приемной в нос Алии ударил аромат спайсового кофе. Четыре амазонки вскочили при ее появлении и пошли за ней, чеканя шаг. У них были лица посвященных, не знающих страха. Это были фанатичные Свободные, которые могут убить, не испытывая жалости или чувства вины.

«В этом я не похожа на них, — подумала Алия. — На знамени Атридесов и так достаточно грязи».

Когда она вошла в нижний зал, дежурный паж бросился вызывать охрану. Зал не имел окон, и освещался лишь несколькими глоуглобами. В дальнем конце зала распахнулись парадные двери, пропустив столб дневного света. Оттуда показались охранники, ведущие Корбу.

— Где Стилгар? — спросила Алия.

— Он уже на месте, — ответила одна из амазонок.

Алия направилась в зал заседаний Совета. Это было одно из самых помпезных помещений в крепости. В ближнем его конце возвышался помост с единственным массивным стулом. От помоста уходили возвышающимся амфитеатром ряды мягких кресел, заканчивающиеся галереей. Занавеси на высоких окнах были раздвинуты, и в помещение лились потоки солнечного света.

Алия обвела глазами зал и отметила, что галерея заполнена наибами. Открытое пространство под балконом занимали охранники, которыми распоряжался Стилгар. Он никак не прореагировал на появление Алии.

Привели Корбу и усадили на подушку перед помостом. Два стражника встали за его спиной.

Когда Алия села, к помосту подошел Стилгар.

— Где Муаддиб? — спросил он.

— Мой брат поручил председательствовать в Совете мне. Услышав это, наибы на балконе запротестовали.

— Тихо! — прикрикнула на них Алия. Когда шум смолк, она сказала: — Разве это не закон Свободных, что в вопросах, связанных с жизнью и смертью, должна председательствовать Преподобная мать?

Наибы притихли, но Алия заметила недовольные взгляды. Она запоминала имена: Хобарс, Раджифири, Тастин, Сааджин, Уыбу, Легг… В именах отражались названия мест: сьетч Уыбу, долина Тастин, ущелье Хобарс…

Алия перенесла внимание на Корбу. Заметив это, тот поднял голову и сказал:

— Я заявляю о своей невиновности.

— Стилгар, читайте обвинение! — приказала Алия.

Стилгар вышел вперед, достал свиток и начал читать. Голос его, отчетливый и бесстрастный, звучал торжественно, иногда резко.

— … и вошел в сговор с предателями с целью убить нашего господина императора; что тайно встречался с заклятыми врагами империи; что…

Корба с видом оскорбленной невинности отрицательно качал головой.

Алия задумчиво слушала, опираясь подбородком на руку. Глубокое внутреннее беспокойство постепенно закрывало от нее содержание формального процесса.

— … славные традиции… поддержка легионов и всех Свободных повсеместно… в соответствии с законом, на насилие отвечать насилием… Достоинство императорской персоны… конфискация всех прав…

«Ерунда, — подумала она. — Все это — сущая ерунда!» Стилгар закончил:

— Этот казус представляется на рассмотрение правосудия.

В наступившей тишине Корба наклонился вперед, упираясь руками в колени и напрягая шею, как будто собирался прыгнуть.

— Ни словом, ни делом не нарушил я присягу! Я требую очной ставки с обвинителем! — Язык Корбы мелькал меж зубов, брызжа слюной.

Алия видела, что слова Корбы произвели впечатление на наибов. Они знают Корбу, подумала Алия. Он был один из них. Прежде чем стать наибом, он доказал свою храбрость и осторожность Свободного. Корба не слишком боек, чтобы возглавлять джихад, но как исполнитель вполне надежен. Он из тех, кто следует закону Свободных: «Племя превыше всего». Так считали наибы.

Алия вспомнила горькие слова Отхейма, которые пересказал ей Пол. Она осмотрела галерею. Любой из этих людей мог представить себя на месте Корбы — и некоторые имели на то причины. Но и невиновный наиб бывает так же опасен, как и виновный.

Корба тоже чувствовал это.

— Кто обвиняет меня? — спросил он. — У меня есть право Свободного вызвать обвинителя на поединок.

— Ты сам обвиняешь себя, — произнесла Алия.

Прежде чем он смог совладать с собой, мистический ужас обуял Корбу. На его лице можно было ясно прочесть: «Алия может обвинить его сама, она достанет свидетельства из мира теней, алам аль-митал».

— У наших врагов есть союзники среди Свободных, — продолжала Алия. — Водные ловушки разрушены, каналы взорваны, растения отравлены, склады разграблены…

— … похищен и увезен на другую планету червь из пустыни! — раздался голос, который узнали все — голос Муаддиба. Пол прошел меж стражников и ступил на помост. Его сопровождала Чани, держась несколько позади от него.