Дюна

Солнце не просит о милосердии.

«Один неверный шаг может стоить жизни», — напомнила себе Преподобная мать Гайус Хелен Моахим.

Она ковыляла, внешне беспечно, в кольце охранников-Свободных. Она знала, что один из них глухонемой, не поддающийся Голосу. Несомненно, ему велено убить ее при малейшей провокации.

Зачем Пол вызвал ее? Чтобы вынести приговор? Она вспомнила, как когда-то, давным-давно, испытывала его — ребенка, квизатца хедераха.

Будь проклята его мать во веки веков! Ее вина, что Бене Гессерит утратили эту генную линию.

Молчание окружало Преподобную мать и ее стражей. Она чувствовала, как бегут перед нею слова-приказы. Пол услышит молчание еще до ее прихода и узнает о ее приближении до того, как о ней объявят. Она не обманывалась насчет сил, окружающих ее. Будь он проклят!

Она сожалела о годах, тяжестью лежащих на плечах, — больные суставы, замедленная реакция, мускулы не такие эластичные, как в молодости. Долгий день лежит за ее спиной, долгая жизнь. Она провела этот день с таротом Дюны, в бесплодных поисках ключа к собственной судьбе. Но карты давали уклончивый ответ.

Охранники провели ее в один из бесконечных коридоров. Треугольные окна из мезостекла давали возможность видеть шпалеры кустов, цветы в лучах полуденного солнца. Под ногами на керамических плитах — изображения водяных животных с экзотических планет. Вода символизировала богатство, роскошь.

Фигуры в капюшонах проходили мимо, их настороженные взгляды говорили о том, что они узнавали ее.

Идя через нескончаемые коридоры, она внимательно приглядывалась к шагающему впереди охраннику — юное тело, розовые складки над воротником мундира.

Они миновали открытую дверь, откуда доносились звуки тамбурина и флейты, наигрывавших старинную мелодию. Мелькнули синие-в-синем глаза Свободных. В них ей почудилось движение легендарных диких генов. Это было похоже на нее — Бене Гессерит не может ни на минуту забывать о генах и их возможностях. Она ощутила чувство острой утраты: подумать только, такую драгоценность, как квизатц хедерах, рожденный, правда, преждевременно, но все равно реальный — реальный, как и эта его отвратительная сестра… В ней кроется еще не изученная опасность. Дикая Преподобная мать, родившаяся без вмешательства Бене Гессерит, несомненно, обладает способностями брата, а может, и большими.

Размеры крепости действовали на нее все более удручающе. Неужели эти переходы никогда не кончатся? Все здесь поражает физической мощью. Ни одна планета, ни одна цивилизация во всей человеческой истории не видела такого созданного человеком могущества.

Они миновали овальную дверь с мигающими огнями. Она узнала иксианскую работу — вход в транспортную пневматическую систему. Почему же тогда ей пришлось пройти весь этот нелегкий путь пешком? В голове у нее уже созрел ответ: чтобы поразить ее воображение перед аудиенцией у императора.

Эта тоненькая ниточка увязывалась в ее сознании с другими, не менее тонкими: намек на почтительность в глазах стражников, называвших ее Преподобной матерью, пустынные залы на пути их следования. Все это сливалось в нечто единое, что Бене Гессерит могла истолковать однозначно: Полу что-то нужно от нее!

Она подавила вздох облегчения: у нее есть возможность поторговаться! Нужно только определить природу этой силы, испытать ее и тогда можно получить результаты, более грандиозные, чем эта цитадель. Бывало, что одно движение пальца опрокидывало целые цивилизации.

Преподобная мать вспомнила, как оценил ее Скайтейл: «Когда такое существо развивается до определенной стадии, оно скорее умрет, чем разовьется в свою противоположность».

Коридоры, по которым она шла в сопровождении охраны, становились все шире. Использование арок, постепенное утолщение опор, поддерживающих своды, увеличение размеров зеркальных фонарей, окружающих треугольные окна, — все было рассчитано на создание эффекта грандиозности.

Наконец процессия подошла к двойным дверям, ведущим в зал приемов. Преподобная мать усилием воли удержала удивленный возглас: высота дверей достигала восьмидесяти метров, а ширина — около сорока.

Когда они подошли, двери распахнулись будто бы сами собой: управляющий ими мощный механический привратник был скрыт от посторонних глаз. Они прошли в Большой приемный зал императора Пола Атридеса Муаддиба, «перед которым все люди карлики». Теперь она воочию видела реализацию этого популярного изречения.

Приближаясь к сидевшему на троне Полу, Преподобная мать чувствовала, как давит на нее грандиозность помещения, его архитектурные детали. Зал был огромен: в нем могла бы поместиться целая крепость какого-нибудь правителя древности. Формы и поддерживающие балки, уходящий ввысь сводчатый потолок — все говорило об инженерном гении, о точном расчете.

К концу зал постепенно сужался — с тем чтобы император не выглядел на своем троне карликом. Скорее, эффект был противоположным: сознанию новичка, обманутого сменой пропорций, император представлялся большим, чем он был на самом деле. Его зеленый трон был высечен из цельного куска хагартского изумруда, который символизировал развитие жизни. В то же время у Свободных зеленый цвет был цветом траура. Соединение противоположностей оказывало психологическое воздействие на посетителей, заставляя трепетать перед императором, сочетающим жизнь и смерть в едином символе.

За троном висели занавеси оранжевых и желтых тонов, символизирующие золотые пески Дюны с вкраплениями ярко-коричневого спайса. Для тренированного глаза символизм был привычен, но на непосвященных он обрушивался, как удар молота.

Время играло здесь свою роль.

Преподобная мать рассчитала, сколько времени ей понадобится, чтобы доковылять до трона. Чтобы подавить личность, нужно время и расстояние. Начиная долгий путь к трону человеком, полным достоинства, вы можете закончить его ничтожной мошкой.

Помощники и адъютанты располагались вокруг императора в определенном порядке: эта мерзавка Алия стояла на две ступени ниже трона, слева от него; Стилгар, имперский лакей, на ступень ниже Алии, а справа, на нижней ступени от пола, виднелась могучая фигура гхолы — плотские останки Дункана Айдахо. Среди охранников, расположившихся вдоль обтянутых черной материей стен, она заметила ветеранов-Свободных, бородатых наибов с рубцами от стилсьютов на носу, с крисножами в ножнах, и даже с ласганами. «Должно быть, это доверенные люди, — подумала она, — раз им позволили держать ласганы в присутствии Пола, конечно же окруженного персональным силовым полем». Она знала: достаточно одного луча ласгана, чтобы вся крепость превратилась в одну гигантскую воронку.

Ее охранники остановились в десяти шагах от помоста и расступились, открывая вид на императора. Преподобную мать удивило отсутствие Чани и Ирулэн, без которых, как ей было известно, не обходилась ни одна важная аудиенция.

Пол слегка кивнул, молчаливый, выжидающий.

Решив обороняться, она сказала:

— Итак, великий Пол Атридес соблаговолил взглянуть на ту, кого он изгнал?

Пол сухо улыбнулся, думая: «Она знает, что я что-то от нее хочу». Это неизбежно, поскольку она та, кто она есть. Он знал, что она сильна. Бене Гессерит не может стать Преподобной матерью по воле случая.

— Может, не будем обмениваться колкостями? — спросил он. «Неужели все так просто?» — подумала она, но вслух сказала:

— Чего вы от меня хотите?