Страница 97 из 113
– Если мы упустим убийцу и не спасем Яну, ты своим молчанием не заработаешь его прощения.
Поэтому Доронин подлетает почти одновременно с нами. Он выскакивает из машины, скользя по грязи, и бросается ко мне:
– Что ты там видела?
– Немного, — вглядываясь в разноцветные глаза, стараюсь думать о деле, а не о том, как больно быть рядом, любить, но не сметь коснуться. — Опоры моста, рисунок на стене.
Почти вся спецгруппа в сборе; мы спускаемся с оврага по скользкому глиняному скату, цепляясь за траву, чтобы не упасть. Подходя ближе, я понимаю, что ошиблась: место не похоже на то, что я видела.
Оперативники не находят ничего, кроме ночлежки бомжей. Мы медленно поднимаемся обратно, и я ловлю разочарование в глазах Ваниных сотрудников. Самый молодой парень, с которым я общалась в прошлый раз, отворачивается, стоит мне только посмотреть на него.
Дождь, стихающий лишь на короткое мгновение, снова усиливается. Я понимаю, что промокла насквозь.
Иван протягивает мне руку, помогая взобраться наверх, и от тепла горячей ладони, от ощущения его кожи я задыхаюсь.
Толя скрывается в толпе полицейских; я не упоминаю, как мы оказались с ним рядом, да никто и не спрашивает. Доронин пытается закурить, но тут же выкидывает мокрую сигарету:
– Повтори еще раз, что видела.
Я снова перечисляю все, что успела запомнить, но Иван прерывает меня жестом, доставая звонящий мобильный.
– Да, — отвечает быстро, и вдруг лицо его меняется: я вижу ужас, охватывающий мужчину. Он раскрывает рот, пытаясь что-то сказать, но не может. В неожиданном порыве я подлетаю ближе, прислушиваясь к раздающимся из телефона методичным звукам, и тут же понимаю — это бой курантов. Насчитываю четыре, после чего звучит гимн России — именно так, как бывает в новогоднюю ночь. — Нееет! — вдруг разрывается криком Доронин и швыряет сотовый в кусты.
Я отодвигаюсь от него в испуге, боясь попасть под горячую руку, но застываю на середине шага.
«Меридианная», — шепчет четвертый голос, и я повторяю вслух адрес. Иван снова хватает меня за руку, помогая не упасть в грязь, и мы бежим с ним к джипу, надеясь, что шанс еще есть.
… Восемь минут требуется, чтобы оказаться у следующего моста. Доронин выбегает первым, в руках его — пистолет. Я не свожу взгляда с оружия, и почти утыкаюсь в его спину, не успевая резко затормозить, когда он неожиданно останавливается.
Выглядываю из-за плеча и зажимаю рот, чтобы не закричать. Даже с моего места видна темная фигура, словно парящая в воздухе. Ноги качаются в полуметре от земли, и не остается никаких шансов, что подвешенный человек еще жив.
Иван бежит, дважды теряя равновесие. Падает, упираясь коленями и ладонью в лужу, приподнимая руку с пистолетом, и тут же поднимается. Я несусь за ним, не веря в происходящее.
Мы замираем в трех метрах от новой жертвы убийцы.
Темные волосы, как и в прошлый раз, закрывают лицо, но мне не нужно его видеть, чтобы понять, кто перед нами. Черная майка скрывает вспоротый живот. Я не сразу понимаю, чем обвита шея женщины, но когда вглядываюсь, то краска отливает от лица.
Змея, выполненная настолько искусно, что кажется живой. Точная копия той, которую я выкинула в мусорное ведро. Или же та самая…
– ЯНА! — отчаянье переполняет Доронина, и он шагает вперед, опускаясь на колени перед тем, что осталось от его жены. Утыкается в ноги, останавливая маятник, и ревет раненым зверем.
Я отворачиваюсь, не в силах наблюдать эту картину и слышать его рыдания.
Подъехавшие оперативники застывают рядом со мной, не зная, как поступить дальше. Я отхожу назад, решая, что мне здесь больше нечего делать.
Преграды на пути к Ивану уже нет. Да только и он не стал ближе...
Уйти далеко не удается. Я вижу спешащего Петра. Лицо, лишенное всякого цвета — он настолько бледен, что синие, как у брата, глаза выделяются яркими пятнами.
Он останавливается рядом со мной, тяжело дыша. Из приоткрытого рта вырывается хриплое дыхание. Адвокат скользит взглядом по толпе людей, смотрит на меня, будто не узнавая, и снова поворачивается в сторону полицейского.
Иван уже не кричит; я вижу только, как сотрясается его спина. Доронин сидит в той же позе, не выпуская из объятий тело жены. Петр проходит сквозь тяжелое молчанье спецгруппы, останавливается и садится рядом с братом, задирая голову — так, что лицо Яны, спрятанное под волосами, оказывается почти над ним.
Мне хочется плакать, но слезы не идут. Вакуум, появившийся внутри живота, разрастается, засасывает эмоции, оставляя после себя плотную кожуру пустого человеческого тела. Я чувствую себя полой, выпотрошенной до конца.
С трудом отвожу глаза от чужого горя.
Сбоку видна знакомая фигура Толика. Ему так и не удалось поймать убийцу, загладить свою вину, но шанс еще остается. И инструментом в поисках маньяка по-прежнему остаюсь я. Вспоминая, как он обращался со мной всего час назад, решаю, что лучшим будет скрыться, пока очередная умная идея не посетила его голову.
Я иду к остановке, не заботясь о том, чтобы предупредить кого-то о своем уходе. Мокрая одежда липнет к коже, вызывая озноб; обувь, тяжелая от грязи, хлюпает водой, после того как я несколько раз с размаху наступаю в лужу.
Куда бы я ни смотрела, на чем ни останавливала свой взгляд, передо мной всегда одна и та же картина — подвешенная девушка и два сломанных брата у ее ног.