Страница 50 из 113
Молю голоса дать мне подсказку, понять, разобраться, но впервые за последние десятилетия они почти не слышны. Кто же из них зверь: душивший или имевший меня с таким остервенением? А может, оба, каждый по-своему? Есть такое понятие, — виктимное поведение. Похоже, во мне все видят идеальную жертву.
От боли разрывается голова, и я тихонько переползаю на заднее сиденье, скуля и греясь под его одеждой. Запах, кажущийся таким родным, теперь вызывает двойственные эмоции, но желание находиться в тепле побеждает.
Мне удается заснуть, а когда я просыпаюсь, то вижу знакомый подъезд. Ваня сидит с закрытыми глазами, и я касаюсь его плеча, заставляя мужчину вздрагивать.
– Прости, — откашлявшись, извиняюсь, а он лениво кивает головой в сторону дома:
– Идем, надоело в машине ночевать.
В квартире он укладывается на диван, тесно прижимая меня к себе, словно секс сближает нас до роли близких людей. Я целую его в колючий подбородок и поворачиваюсь спиной, позволяя обнимать сзади. Мужские руки покоятся на моей груди, и я вижу блеск кольца на безымянном пальце. «Как же все сложно-то, а?», — обращаясь сама к себе, смотрю в точку на стене напротив. Уснуть мне удается через сорок семь минут, а до этого три четверти часа я терзаю себя размышлениями, не в силах принять ничью сторону. Мог ли Иван быть на кладбище до появления маньяка и убить ту девушку? По обрывкам разговоров я поняла, что с момента смерти прошло около трех-четырех часов. Вполне достаточно и для одного, и для другого. Что говорит против маньяка? Место встречи рядом с жертвой, нож в руках, поведение. Теперь Иван — бабочка в бардачке, то, как быстро он оказался на месте, слова человека с кладбища. То, что я нужна ему для поиска убийцы, может играть и за, и против. Голос, который вел на встречу с убийцей, наверняка знает, кто из них двоих виновен, но от нее не добиться и слова. Остальные, видимо, заодно. Похоже, снова я одна против всех, опять никому не веря. Только удастся ли в этот раз мне выпутаться из этой передряги?
«Ты сможешь», — словно не сдержавшись, прерывает бойкот одна из шептунов.
«Ну, помоги же», — умоляю ее, вспомнив, что они девочки, но по-прежнему ответом мне — тишина.
Ваня просыпается первым, прижимаясь губами к моему затылку. Руки его по-хозяйски скользят вдоль тела.
– Какая ты нежная, мягкая после сна, — шепчет он в ухо и подминает под себя. Я вижу его глаза и понимаю, что зря терзала себя до утра мыслями: мне все равно, маньяк он или нет. Я влюблена, я жить не хочу без него, и сейчас, видя настоящее желание, исходящее от Ивана, подаюсь навстречу, раскрываясь всей душой.
После мы отправляемся вместе в ванну, где я с удивлением обнаруживаю, что у меня начались месячные. Последние годы, из-за лекарств, они почти полностью исчезли.
– С тобой все в порядке? — спрашивает Ваня с беспокойством, а я смеюсь:
– Конечно. Как и со всеми женщинами раз в месяц. Мой руки тщательнее, — он переводит нахмуренный взгляд на пальцы и только после этого обнаруживает запекшиеся следы под ногтями. Я краснею от удовольствия, видя, как после этого он смотрит на меня — и снова все повторяется, на этот раз в душе.
Когда Иван уезжает на работу, я рассматриваю себя в зеркале: следы на шее, доставшиеся от ночной вылазки, отпечатки зубов на бедрах.
Волосы отрасли еще на пару сантиметров, и мне очень хочется быть красивее: вспомнить, какие стрелки я рисовала, как красила губы красной помадой. Купить другое белье, а это — выбросить. Воспоминания о жене Ивана отнимают часть хорошего настроения, поэтому я в который раз за последние дни приказываю себе не думать ни о чем.