Боль мне к лицу

– Один.

– Смерть ради смерти или во имя освобождения? — впервые маньяк смотрит на меня с интересом, прекращая свое занятие.

– Смерть — это всегда освобождение. Но лучше спросить об этом настоящего убийцу.

– Так я и спрашиваю.

– Ты уверена, что это я? А может, преступник все это время был гораздо ближе к тебе, чем я сейчас? — он снова возвращается к своему делу.

– Не сбивай меня с толку пустыми разговорами. Так что?

– Люди совсем потеряли страх, перестали видеть дальше собственного носа. Научились выдавать желаемое за действительное. Это четвертый вопрос.

– Ты и на прошлые два не ответил, так что не считается.

– Забавная ты, мотылек, — он поднимается и шагает ко мне, а я резко начинаю пятиться назад, царапая ладони, но даже это не помогает шептунам прийти на помощь.

«Отстань, мы боимся», — отвечает одна из них и тут же пропадает.

– Как трудно видеть плохое в том, кого обожаешь, да? Только обожествление порой не доводит до добра, ведь Боги просят жертв и подношений.

Когда отступать дальше некуда, мужчина грубо хватает меня за горло, дергая вверх. Я словно взлетаю в воздух, одновременно лишаясь его в своих легких, болтаясь над землей. Ноги не касаются пола, и мне кажется, что еще чуть-чуть, и он усилит давление, а я умру. Цепляюсь пальцами за руку, пытаюсь из последних сил дотянуться до него ногой, но он словно стальной, не реагирует на жалкие попытки спастись.

– Пусти, — хриплю, когда перед глазами появляются темные круги и кажется, будто смерть уже дышит мне в затылок.

Убийца неожиданно ослабляет хватку, и я падаю кулем вниз, отчаянно пытаясь сделать болезненный вдох. Воздух как будто проходит наждачкой по горлу, и я, сгибаясь, надсадно кашляю.

– Страшно? Ты же умная девочка, подумай, пораскинь мозгами, — мужчина нависает надо мной, склоняясь ближе. Пальцы в перчатке скользят по коже лица, опускаясь вниз. Он засовывает руку под футболку, поглаживая, и от этих мерзких ласк я начинаю дрожать. Только тело, лишенное на долгое время любви, истомившееся в несвободе, предательски подается навстречу ему, смешивая отвращение и похоть.

Убийца расстегивает мне джинсы, ныряя рукой и туда, а я хватаю его за кисть, не давая продолжать движение, но он легко ударяет меня по лицу. Кровь не заставляет себя долго ждать: течет и из носа, и из губы, я дышу часто, но двигаться уже не могу.

Руки он убирает, наклоняясь ко мне, и вдруг проводит языком по губе, медленно, не торопясь, слизывая кровь. Дрожь сотрясает мое тело, и я не желаю знать, что является ее причиной.

– Мотылек, как легко тебя сломать, — так интимно шепчет он, будто признается в любви, но вдруг замирает. Слух у него не в пример лучше моего, потому что я не слышу абсолютно ничего, а он внезапно преображается, становясь похожим на опасного хищника, готового вот-вот бежать. — Бойся, — говорит маньяк, отступая в бок и не сводя с меня глаз. Я успеваю только моргнуть, как он исчезает из поля зрения, будто бы его и не было.