Страница 38 из 113
Небольшая площадка заставлена машинами; мы проходим мимо, следуя за парнем в форме. Стойкое ощущение дежавю и ужас от прошлых сцен заставляет меня притормозить, пропуская вперед Ваню.
Я с опозданием захожу внутрь, поднимая голову к куполу. Пожар и годы не щадят здание изнутри; полуразрушенная крыша скрывает суровый божественный облик, угадываемый по раскинутым в добром жесте рукам, — от лица же не остается ничего. Я отвлекаю себя мыслями о непокрытой платком голове, о том, что атеисту здесь не место; но по правде — не место здесь не только мне.
Оперативно-следственная бригада, — уже знакомые лица, чьи черты я не смогу вспомнить по памяти, но увидев снова, сразу узнаю. Кто-то кивает и мне, здороваясь, будто я являюсь частью происходящего здесь.
– Иван Владимирович, там телевидение приехало, — виновато зовет тот же молодой парень Доронина.
– Б**ть, — матерится он, — не пускайте сюда никого.
– Они просят заявление официальное, — не сдается служивый.
– Я тебе, б**ть, пресс-центр, что ли? — рявкает вдруг он, сразу возвращаясь в роль начальника, и подчиненный испаряется. Я отворачиваюсь.
– Иоаннъ Богослов, — произносит женский голос за спиной, пугая неожиданным появлением. Я оглядываюсь и вижу женщину, которая рассматривает роспись на дальней стене храма. — Святой Евангелист.
– Я не сильна в религии, — пожимаю плечами и отхожу в сторону.
– Я тоже, — она протягивает мне руку, крепко пожимая и внимательно следя. — Елена. А ты, должно быть, Аня?
Я киваю, пряча после рукопожатия ладони за спину. Она мне не нравится, — я вижу исследовательский интерес в ее натуре и примерно догадываюсь, кем является собеседница.
– Вы психолог, да?
– Можно и так назвать. За границей мою профессию именовали бы профайлером.
– Я не видела Вас в прошлый раз.
– Обычно я консультирую по телефону и не езжу на места преступлений, — Елена улыбается, несмотря на все творящееся вокруг; доброе лицо с лучиками-морщинками — женщина будто пытается втереться мне в доверие, расположить к себе.
– Почему же сейчас приехали? — кажется, и этот ответ я знаю, но жду, когда она произнесет сама, ощущая неожиданное волнение.
– Ради тебя, Аня. Ты не откажешься поработать немного со мной?
Я делаю шаг назад, ища за ее спиной Ивана. Мне хочется сбежать от этой доброй женщины, со всем этим милым образом и ласковым голосом.
«Нас засунут в клетку и начнут изучать!»
«Мы не хотим быть подопытными кроликами!»
«Беги от нее куда подальше!»
– Аня, все в порядке. Я занимаюсь своими делами, — она вскидывает руки в успокаивающем жесте и растворяется среди толпы людей, слишком правильная, чтобы быть искренней.
Несмело я подхожу к тому месту, где когда-то был иконостас. От него остались лишь крепления, на одной из балок которых и висит прокурор. Я не приближаюсь, слушая, как описывает убитого эксперт. Знакомое положение тела, — скрещенные и перевязанные над головой руки, опущенная на грудь голова. На этот раз мужчину оставляют одетым, и хоть кровавые раны окропляют его одежду бурыми пятнами, выглядит это менее жутким, чем тогда. По крайней мере, сейчас меня не тошнит.
Я наблюдаю за людьми краем глаза, отступая туда, где никому не мешаюсь. Полицейские все прибывают и прибывают; злой, мокрый, Иван орет на подчиненных, понимая, что теперь дело возьмут на особый контроль. Смерть такого влиятельного лица не может остаться нераскрытой, иначе полетят головы, — и его в том числе.
Я боюсь попадаться Доронину в поле зрения и честно пытаюсь понять, зачем он вытащил сюда меня — ведь и тогда подобное зрелище не помогло почувствовать ничего, кроме ощущений, испытываемых жертвой и маньяком.
– Ощущений, — произношу я и хмурюсь. — Что-то не вяжется…
Пытаясь уловить ускользающие обрывки чувств, я прохожу по кругу вдоль стен храма, цепляясь за кирпичную кладку, все больше убеждаясь в своей правоте. Мне срочно нужно поделиться хоть с кем-нибудь, но Ваня занят, зато внимательная Лена следит за мной, словно ждет, что я подойду к ней.
И я подхожу.
– Это не он, — выпаливаю так быстро, как только могу, пока не передумала, — это не наш маньяк.
– Я согласна с тобой, — кивает Лена, будто сказанное не является для нее новостью. Я сбиваюсь, ожидая возражений и не получая их, молчу. — Как ты это поняла?
– Он не был равнодушен, убивая, — я делаю неоднозначный жест руками. — Это месть.
Прищуренный внимательный взгляд Елены теперь не кажется мне опасным, но я все еще не верю ей. Она осторожно берет меня за ладонь и подводит к Ивану, выдергивая его из разговора с такой естественностью, будто делая это постоянно, и он принимает как должное, не огрызаясь и не срываясь. Я чувствую нотки ревности, закипающие внутри, но держусь. Сейчас главное совсем не наши отношения.