Страница 18 из 113
Я складываюсь пополам и, все-таки, не выдерживаю. Рвота отнимает последние силы, я надсадно кашляю, стоя на четвереньках, руками в пыли, и тяжело дышу ртом, потому что через нос — невозможно.
– Ну вот, загасили все блевотиной, уже третий человек, — ругается мужской голос, а я ощущаю теплые руки, которые помогают поднятья. Кожа, покрытая мурашками, как оголенный нерв, слишком чувствительна и болезненна.
– Аня, ты меня слышишь? — кажется, Иван задает свой вопрос не в первый раз. Отделываюсь кивком в ответ.
– Она умерла от страха, а не от кровопотери, — произношу четко, но тихо, — сердце не выдержало. Бедная…
– Иван Владимирович, это кто? — громкий шепот раздражает меня, и хочется выдать что-то резкое.
– Эксперт, — буркает он, не вдаваясь в подробности, а я усмехаюсь.
– О чем, собственно, я и говорил, — выступает вперед еще один мужчина, лет сорока, абсолютно седой, щелкая резиновыми перчатками с бурыми разводами, — но подробнее — после вскрытия.
Я не сразу понимаю, что он подтверждает мои слова.
– Леха, давай отпечатки, следы, и разъедемся уже, — командует Доронин и провожает меня до джипа. Он так и не убирает руку, достает ключи из моих джинсов, уверенно, словно и не сомневаясь, где они лежат. — В бардачке влажные салфетки, минералка на заднем сиденье. Если совсем хреново, попрошу кого-нибудь отвести тебя домой.
– Я почти в порядке, — очень тихо отвечаю я, вытирая сначала рот, а потом ладони салфетками с химическим запахом ромашки.
– Что ты видела?
– Ее.
– Убийцу?
– Только руки… Тень — большую, сильную. Чувствовала ее страх. Его… спокойствие и равнодушие. Вообще никаких эмоций — ни похоти, ни возбуждения. Будто обыденную работу делает. Но… я боюсь, что это просто мое воображение, понимаешь? Увидела труп и домыслила невесть что, — я хватаю стоящего рядом Ивана за ладонь обеими руками и пытаюсь заглянуть ему в глаза, но он смотрит в сторону, лишь только желваки двигаются. — Ваня?
– Ань, не сейчас. Сиди пока здесь.
Он разворачивается и уходит обратно, а я достаю из пачки еще салфеток, сворачиваю их в тугие жгуты и запихиваю в нос, словно пытаясь очистить его, выскрести запахи. Жаль, с глазами так не прокатит — хочется стереть все следы садизма, выцарапать изображение навсегда, но я понимаю, что увиденное будет преследовать меня постоянно, добавляясь в копилку уже пережитых ужасов, коих и так не мало.
«Довольны?» — негодующее обращаюсь к шептунам, но те не подают признаков жизни. Трусят. Мне тоже страшно, я обхватываю себя ладонями и сворачиваюсь на заднем сиденье. Хочется не думать, забыться, убежать, но ведь меня сюда никто не звал — сама напросилась. Могла бы сидеть в машине, а потом перебирать пакетики с вещами убитых. От мысли, что придется снова касаться чужих вещей, передергиваю плечами. Ни за что.
Руки трясутся, я переваливаюсь вперед, ища сигареты в бардачке, чтобы чем-то занять себя, но их там нет.
Меня гнетет ощущение одиночества, и я, после долгих раздумий, решаюсь выйти к людям.
– Угостите? — хрипло обращаюсь к самому молодому и симпатичному. Лицо его тоже кажется бледным; видимо, печать равнодушия, вырабатываемая с возрастом, еще не успела застыть на его облике. Парень протягивает сигарету, прикуривает. Возможно, я помешала разговору, который вели до моего прихода; при незнакомом человеке они не решаются продолжить начатую тему. Несколько минут мы вчетвером стоим молча, я разглядываю их исподтишка, они меня — в открытую.
– Ты и правду эксперт? — без обиняков интересуется тот парнишка, к кому я только что обращалась. Окидываю оценивающим взглядом, уже заранее зная, что не выдам свой секрет никому.
– Можно и так сказать, — уклончиво отвечаю, слегка помедлив.
– Ты не из следственного, не из уголовного, — перечисляет он, скорее утверждая, чем спрашивая.
Вести беседы после увиденного нет никакого желания, и я ограничиваюсь коротким кивком, будто соглашаясь с ним. Да, не из следственного, да, не из уголовного.
«Вот докопался»
«Я не гадалка, я маньяк, бууу!»
«Из дурдома она, мальчик»
Шептуны приходят в себя, словно и не кричали от страха всего лишь двадцать девять минут назад. Дальше стоять рядом с чужими людьми становится невыносимо, но и в машине сидеть — тяжело. Колеблюсь, но выбираю то зло, где меньше незнакомцев и, кивая головой на прощание, возвращаюсь на место.
Вскоре в «Газель» садится седовласый судмедэксперт; перчаток на руках уже нет. За ним, если я правильно догадываюсь, отправляется криминалист, с чемоданчиком; высокий, но сутулящийся, он идет молча и поодаль от других. На вид ему около сорока пяти.
Постепенно расходятся по машинам и остальные, — их лица я так же изучаю, запоминая каждую деталь, будто нет ничего важнее. Но на самом деле все — лишь способ отвлечься, забыть о том, ради чего все здесь. Иван выходит в числе последних, снова разговаривая по телефону. Я наблюдаю за ним, терзаемая одной единственной мыслью, — как помочь найти убийцу, и вдруг уверяюсь — личной встречи с ним не избежать. Дело лишь во времени, и от понимания этого сердце сбивается с ритма, а я покрываюсь мурашками.
Когда Ваня садится за руль, солнце уже высоко над горизонтом. Я протягиваю ладонь с заднего сидения, касаясь его локтя в поддерживающем жесте. Чувствую себя при этом разбитой и измотанной.
– Ты как? — интересуется он. Пожимаю плечами:
– Так себе. А ты?
Доронин хлопает по карманам, достает пустую пачку и, чертыхаясь, сминает ее, швыряя на коврик себе под ноги. Мы трогаемся, и я перелезаю на соседнее с ним сиденье.