Убить гауляйтера

Из кустов Ивась видел, как воспитатели вернулись в барак. Что они имели в виду? Почему он барашек?

На лазарет Ивась набрёл случайно. Он заблудился в темноте, среди мокрых деревьев. Ходил, дрожал от холода, мечтал вернуться в привычную палату, и вдруг увидел  отблеск света чуть в стороне.

Приземистое квадратное здание пряталось среди кустов. К нему вела узкая дорожка, посыпанная колкими камешками. Поджимая пальцы и чуть не плача, Ивась побежал туда. Здание напомнило ему далёкое детство и дом, где он жил. В каждой стене было по два или даже три окна, и везде горел неяркий свет. Ивась обошёл их все, приподнимаясь на носках и заглядывая в окна.

Пусто! Он видел комнаты с кроватями и приборами. Кабели и экраны, людей в белом, но на кроватях никто не лежал. Никого не лечили и не выхаживали и, наверное, не собирались. Может, это не лазарет? Нет, память его не обманывала, внутри всё выглядело именно так, как он запомнил. Но где же тогда Димка?

Ивась обошёл вокруг лазарета, потом ещё и ещё раз. Он замерз и  почти не чувствовал ног. Дорожка, что привела его сюда, куда-то запропала, вокруг, не считая лазарета, был мокрый холодный лес и только лес. Если постучаться в окно, ему, наверное, помогут, но очень не хотелось стучать. У докторов нет хлыстов, но ведь придут и воспитатели. Стучали зубы, стала болеть голова. Ивась совсем уже решился постучать, протянул руку к стеклу, и тут...

Огонёк. Слабый огонёк за чёрными стволами!

Ивась двинул в ту сторону. Ветки хлестали по лицу, пятки вязли в ледяной грязи. На полпути огонёк, что теплился вдали, погас, и Ивась беспомощно замер, озираясь. Света луны не хватало, лес стоял сплошной стеной. Что делать? Возвратиться? Пусть хлысты, пусть наказание, но как найти дорогу? Он не сможет, он замёрзнет тут! Заурчало в животе, представился аппетитный пищевой брусок, серый, с бурыми прожилками... Рот наполнился слюной. Ивась судорожно глотнул и зажмурился, чтобы прогнать предательскую картину, чтобы не думать о еде, но брусок  нахально стоял перед глазами. Кажется, даже повеяло съестным — и теплом, как в родной палате!

Ивась открыл глаза. Прямо впереди тлел прямоугольник окна. Ивась всхлипнул и побежал к свету.

Вернувшись с обхода, Рудольф сварил большую чашку кофе и,  прихлёбывая, сел к пульту. Заныли руки, - уходил из пальцев ледяной складской холод. Кофе... Рудольф хмыкнул. Без кофеина и солей кальция, зато обогащенный витаминами горячий напиток напоминал кофе только вкусом.

Кофе попечителей... Одно из немногих людских излишеств, с которым попечители не стали бороться. Просто переделали по своему... не вкусу, а представлению о жизни. Пища должна быть полезной. Пища должна насыщать и греть. И пища не может быть наркотиком!

Рудольф сделал большой глоток. Плевать! Кто он такой, чтобы судить попечителей? Все люди сыты, одеты и обуты, заняты любимым делом и счастливы. Конечно, кроме бунтарей-отщепенцев и интернатских питомцев. Но разве это большая плата за всеобщее счастье?

Взять, например, его самого... Кто скажет, что ему не повезло? Кто скажет, что у него плохая работа, особенно сейчас, в межсезонье? Не работа, лафа! Всё налажено, всё устроено, каждый знает свою задачу. Конечно, в страду работы много, цеха полны народу, происходит то одно, то другое, только знай поворачивайся, да и смотритель из-за плеча выглядывает, но когда она будет, страда-то?

Пискнули датчики слежения: кто-то вошёл в холодильник. Это не страшно, холодильник почти пуст, там нечего портить, - но и нечего делать. Рудольф отставил кружку. Кто это может быть?

- Система! - приказал он. - развернуть сигнал на стену!

Питомец... Как барашек попал сюда? Не терпится? Рудольф потянулся к тревожной кнопке, но остановился.

- Старый знакомец... - пробормотал он. Вернулся старательно загнанный в глубины памяти стыд именно перед этим мальчишкой, хотя в его бедах Рудольф уж точно не был виноват.

Рука дрожала над кнопкой.

- Преблагие попечители! - сморщился Рудольф. Допустим, он не вернулся ещё с обхода? Допустим, ему скрутило кишки, и он сидит в сортире? Мало ли, не то что-то съел на завтрак...

- Система! - сказал Рудольф. - Стереть последние две команды!

В конце концов, почему не дать пацану хоть какой-то шанс?

От облегчения, что добрался, от света и крыши над головой навалилась слабость. Ивась упал у порога и заплакал. Болели глаза. Он торопился, бежал не глядя по сторонам, и колючая еловая ветка хлестнула его по лицу. Потом ему снова стало холодно. Гладкий пол только по сравнению с уличной грязью казался тёплым. Ивась поднялся и пошёл искать Димку. Если не здесь, то где ещё? Да и пахло тут тоже как-то по-медицински, пятничной помывкой тут пахло и ещё чем-то обычным и незнакомым одновременно.

Он открыл ещё одну дверь и увидел длинный как коридор зал, похожий на палату. Вдоль стены пролегала широкая резиновая лента. «Транспортёр, конвейер», - всплыли в голове слова. Ивась не понял, откуда они взялись, но решил оставить этот вопрос на потом.

За транспортёром стояли блестящие железные лотки. Запах, который он пока не узнал, усилился.