Окончательная смерть

2.

Он наблюдал из окна своего автомобиля, как один из полицейских, кажется, их начальник, ведет Карла к своей машине. Будто телохранитель. Его это смешило. Жизнь Карла ничего не стоила. Так зачем снова столько суеты?

Автомобиль тронулся с места, и он хотел уже было отправиться следом за Карлом, но… Он и так знает, куда сейчас везут его врага. К Май. А вот к ней он пока приближаться не собирался. Он уже однажды совершил такую оплошность. Второй раз ошибаться не стоит. Не сейчас. Ведь у него уже есть некие идеи, как предать казни всех его врагов.

Карла, Май, Мона и, возможно, даже Джако, если они сами не убьют этого неврастеника раньше. Он остался на месте. В тепле салона своего автомобиля. Он сидел и вспоминал. Или даже… смаковал? В чем-то, пусть это несколько болезненное и странное ощущение, но это так! Он смаковал ненависть к ним. К каждому из них.

К Карлу. Прежде всего. Это была оточенная, холодная ярость. Желание расквитаться за боль, за страх. Желание просто взять вверх. Унизить. Как когда-то Карл посмел унижать его. Но больше всего его бесило, что при виде Карла, он вспоминал эти унижения. Как-то сам начинал снова испытывать это чувство, будто он… изгой, отщепенец, низкий и чуждый. Не принятый и непонятый. Он знал, что это лишь детская обида, пережитая давно, но зудящая, как старая рана. У многих его пациентов есть этот синдром жертвы. Он считал таких людей слабыми. И презирал их. Но он ненавидел сам чувствовать тоже самое. За это он ненавидел Карла.

Май… Здесь было другое. Он не мог соврать себе, что не опасается ее. Конечно, она крайне опасна. Но… Она просто грязная тварь. Ведьма. Та, кто очерняет мир своим существованием. Он ненавидел ее, как частицу зла, с которым боролся все эти годы. Да, она могущественна, сильна. Но ее суть отвратна. И в случае с ней ненависть смешивалась с чувством презрения и брезгливости. Она – грязь. Ее просто надо смыть с картины этого мира.

Мон… Он судорожно вздохнул. Вот его он боялся. Жестокий, изобретательный, всегда спокойный и холодный. Он похож на пресмыкающееся, у кого нет жалости, только инстинкт убийцы. Мон дважды приходил за ним. И эти смерти были по-настоящему мучительны и страшны. Да, он боялся Мона, и потому ненавидел больше всех. За свой страх. За… бессилие, которое у него рождалось при каждой встрече с этим человеком. Если Карл, просто зараженное магией глупое животное, Май – кусок грязи, презренная ведьма, то Мон… он настоящий демон. И иногда он думал, что сил изгнать этого демона у него может не хватить.

Однако… он знает, в чем слабость Мона. А значит, шанс победить, придать их всех огню очищения у него есть. А ведь они даже не подозревают ни о чем. Они каждый раз объявляют на него охоту. Загоняют его, как зверя. Они мешают его служению. И причиняют страдания. Но они не знают его истинной цели, той задачи, какую он сам понял лишь в Лондоне, три своих появления назад. Они и есть его главная цель. Их казнь – его предназначение. И в этот раз он доведет дело до конца…

Надо только все хорошо продумать. Успокоиться, очиститься от воспоминаний. От ненависти и боли. Принять лекарство, расслабиться, и направить все свои силы на выполнение этой главной цели.

Он завел мотор. Ему надо спешить. Лекарство ждало его дома. Можно позволить себе сегодня принять чуть больше. Продлить священный транс…

3.

– Таксистам, и тем платят за провоз, – проворчал Павел Семенович, ведя автомобиль по ночному городу. – А я тебя так катаю.

– Вы сами на это напросились, – Карл пытался сдерживать веселье от этой перепалки. – Отвезли домой, и спасибо. А вот дальше…

Он многозначительно развел руками.

– Во-первых, ты был ранен, – напомнил ему начальник убойного отдела. – Вроде как, сам заявлял, что серьезно. А тут твой побег из больницы. И далеко бы ты сам добежал? А во-вторых, ты же, опять же, сделал гениальный в своей типа логичности вывод, что теперь преступник будет охотиться только за тобой. Вообще, твоя унылая квартира самое такое удобное место для нападения. А я полицейский! И в отличие от тебя вооружен.

– Что, кстати, не слишком-то и по правилам, – заметил Карл. – Я вот свой табельный в сейфе на работе храню.

– И бьешь людей по голове железной палкой, – парировал Павел Семенович. – Очень так по правилам! И ладно бы, хоть ударил качественно…

– Вы точно полицейский? – усмехнулся Карл.

– А вот ты точно хуже капризного ребенка! – возмутился начальник. – В больнице лежать не хочу, дома ему надо вещи парадные собрать, а еще отвези его в ночь куда-то… почти загород. Точно ты просто сыном купца был? Может, кто из ваших там феодалов в деревне погулял, а?

– Купчик я, купчик, – его пассажир уже не скрывал веселья. – Меня так Мон зовет, когда я сильно его достану. Аристократом быть вообще дело не благодарное.

– Это ты по Парижу помнишь? – прошлое Карла полицейского, похоже, просто завораживало.

– Чумной грязный проклятый город – с отвращением буркнул тут же «купчик». – Особенно в Революцию. Нас тогда чуть не переубивали всех.

– Увидеть Париж и умереть? – усмехнулся Павел Семенович. – Но ладно. Ты мне другое скажи: вот едем мы в эту твою Тьмутаракань. Зачем?

– Я еду к Май, – произнес Карл. Как ему казалось ровно, но… если бы мог, он летел к ней.

– Ага, – начальник скосил на него глаза. – Показаться в белой водолазочке? Чтобы, если твоя рана откроется, заметнее кровь была? Вырядился он… А ты вообще уверен, что эта твоя Май в своей клинике? Я, между прочим, об этом месте справки навел…

– Не сомневаюсь, – усмехнулся его пассажир. – А ехать к женщине в драном свитере и заляпанных кровью джинсах, точно не верный ход. Однако, что вы там такое раскопали о клинике, что вам так не терпится мне рассказать?

– Мне просто было интересно, – с почти детским упрямством заявил Павел Семенович. – А клиника… Еще восемь месяцев назад это был частный косметологический кабинет. Правда, не маленький. Его хозяева выкупили трехэтажный особнячок. На верхнем этаже сами жили, а внизу принимали посетителей. Теперь клиника занимает все здание. И кстати, реально там практикуют народную медицину. Хотя вряд ли травками запои лечат. У них стационар, и приемные. Территорию расширили, выкупили весь пустырь. Теперь там парк. Только вот опять же, кто тебе сказал, что Май и этот твой Мон сейчас там?

– Я просто знаю, – немного устало признался Карл. – И меня ждут.

Начальник убойного отдела только пожал плечами.

– Ладно, – сдался он. – Удачи. И как будут новости, любые, даже самые незначительные, звони…

Маленький коттедж прятался в глубине парка за зданием клиники. Карл не мог ошибаться. Ведь Май столько раз мечтала о своем доме вслух. О доме в саду, с длинной верандой, с живым огнем на огромной кухне. Пусть это, возможно, ненадолго, но… Карл был счастлив, что хотя бы временно она поживет, как хотела.

Она открыла ему дверь сама. Открыла и застыла на пороге. В глазах счастье, на губах чуть заметная улыбка. Будто ей снова четырнадцать. Как тогда, в его доме. Она встречалась с ним взглядом украдкой, и даже смущалась. Он тогда и слова вымолвить не мог. Май казалась слишком красивой и не реальной. А еще недостижимой. Наверное, он полюбил ее сразу. И любит до сих пор.

Карл шагнул ближе, притянул Май к себе. Наверное, ему сейчас тоже снова всего шестнадцать, и он смущен, и неуклюж, как тогда. Он больше всего мечтал сразу поцеловать ее, долго, бесконечно долго и нежно. Чтобы передать, как он скучал по ней. Но вместо этого, Карл просто обнял ее, уткнулся носом в ее непослушную копну волос, от которых до боли привычно пахло луговыми травами.

– Карл… – Май обвила его шею руками. – Если бы ты не пришел сегодня, я завтра сама прибежала бы к тебе. Мы не виделись слишком давно.

– Я бы пришел, – произнес он, стараясь вложить в эти слова все свои чувства. – Что бы мне это ни стоило.

Май отстранилась, стала вглядываться в его лицо, будто искала что-то, будто читала каждую минуту, которую он прожил без нее.