Страница 25 из 41
После Дробышева Юра, шустро вертя баранкой, помчался назад, в микрорайоны, где жила Свиридова Лариса, вторая жертва.
Пока ехали по трассе, Лира пробормотала так тихо, что я едва расслышал сквозь гул двигателя:
– Не пойму… Тут нет закономерности…
Я повернулся к ней. Лицо у нее было мрачное, глаза расфокусированы.
– Ты о Дробышеве?
– Да… Он не вписывается в последовательность Фибоначчи ни по времени появления, ни по месту.
– Ну и что? Слепитель в то время еще не определился с заскоками, вот и всё.
Лира покусала губу.
– Ну, не знаю…
– Чего ты не знаешь? – ухмыльнулся я.
Лира помолчала, потом ее будто прорвало:
– Ну, как ты не можешь понять, Женя? Это же неправильно… Это… это… не вписывается в систему, такую красивую и безупречную! У Слепителя есть вкус, извращенный, конечно, но есть, а тут Дробышев портит всю картину.
У меня отвалилась челюсть. Под моим пристальным взглядом Лира потупилась и слегка покраснела.
– В тихом омуте черти водятся, а? – спросил я. – Ты еще скажи, что влюблена в Слепителя…
– Дурак! – выпалила Лира. Щеки у нее запунцовели еще пуще. – Я пытаюсь его понять, и больше ничего!
– У тебя хорошо получается. И что ты предлагаешь? Ну, не вписывается Дробышев, и что?
– Пока не знаю, – неохотно проговорила Лира, глядя в сторону. Я заметил, она вообще редко поддерживала зрительный контакт во время разговора. – Но этот случай с Дробышевым подозрительный…
– Мы же договорились, что это из-за неопытности Слепителя. Тогда он еще не придумал свои закономерности.
– То есть это случайность? – Лира на секунду глянула на меня и снова отвела взгляд.
– Ну да.
– Или начало новой закономерности… – сказала она тихо, почесав подбородок пальцем.
– По-моему, ты перегибаешь палку, Лира, – укоризненно сказал я. – Так и свихнуться недолго. Это у тебя навязчивая идея – всюду выискивать закономерности.
Лира криво улыбнулась и не ответила.
Свидировой Ларисе, живущей с мужем и двумя детьми-дошкольниками в четырехкомнатной квартире на пятом этаже в спальном районе, недавно исполнилось сорок лет, была она невысокой, крепко сложенной женщиной с темными волосами. Цвет глаз, судя по фотографии в рамочке, стоявшей на полке в шкафу-«горке», был карий. Сейчас верхнюю часть лица закрывала бинтовая повязка. Поскольку роковая встреча со Слепителем произошла в ночь с третьего на четвертое октября, то есть девятнадцать дней назад, повязку можно было бы и снять. Но она не сняла – видимо, боялась напугать домашних, особенно детей.
В квартире царила напряженная атмосфера. Муж Ларисы Георгий, высокий, плечистый, с греческим профилем мужчина, создавал впечатление человека, весьма следившего за внешностью. К нашему приезду он отнесся откровенно неприязненно, хоть и был, как мы поняли, предупрежден полицией.
Свиридова говорила слабым, плачущим голосом, всё порывалась самостоятельно поставить чайник, чтобы угостить гостей, то есть нас, а муж каждый раз вскакивал и, усадив жену на место, сам брался за чайник. Насколько я понял, эта была пантомима, которую оценил бы Симеон Коровин.
– И кому я теперь нужна такая, безглазая? – вздыхала Свидирова. – Раньше я машину водила, на двух работах успевала трудиться, а сейчас что? Элементарные вещи нынче для меня проблема. А и Жоре говорю: зачем я тебе?.. Ты еще молодой, красивый…
– Не говори глупостей, – оборвал ее муж. С излишним ожесточением и плохо скрытым раздражением, как мне показалось. – Я тебя никогда не брошу, Лара, понятно?
Он махнул на детей – девочку постарше и мальчика помладше, которые с любопытством заглядывали в гостиную. Они нехотя удалились в соседнюю комнату.
Мне и Лире с превеликим трудом удалось перевести тему разговора на события той злополучной ночи. Свиридова совершенно не интересовалась личностью Слепителя («Бог его накажет!») и не стремилась нам помочь. Ее много раз допрашивали, и она удивлялась, чего еще нам надо. А мы не могли внятно ответить, чего же нам надо, – мы и сами этого толком не знали.
Ничего нового она нам не рассказала: нападение ночью в темноте, пробуждение связанной в кромешной тьме, тихий зловещий шепот…
– О чем он говорил? – спросила Лира, сидя рядом со мной за столом. Юра притулился в уголке и ничем не выдавал своего присутствия.
У Свидировой затряслись губы.
– Он… он сказал, что я многое пойму, когда он заберет у меня глаза… Что он имел ввиду? А? Что он имел ввиду, Жора? Что я никому такая не сдалась безглазая?
– Лара, ну что ты такое говоришь… – начал Георгий машинально. Его лицо на мгновение исказилось в гримасе еле сдерживаемого раздражения.