Страница 26 из 41
Когда мы собрались уходить, я успел глянуть на монитор ноутбука, стоявшего возле окна на небольшом столике. Открытый браузер демонстрировал аккаунт Георгия на сайте знакомств…
В этот день мы посетили все жертвы Слепителя, кроме Грушко Аркадия, который повесился ночью в больнице на простыне. Возле главного корпуса больницы шумели репортеры с камерами, микрофонами и прочей аппаратурой, требуя, чтобы их впустили. Но полиция стояла намертво.
Ближе к обеду позвонил Валов и сообщил, что машина Слепителя была угнана месяц назад, в ней масса отпечатков, но руль, рычаг переключения передач и приборная доска девственно чисты. Не иначе Слепитель потрудился тщательно протереть эти места и всегда пользовался перчатками. Отпечатки, судя по всему, принадлежали кому угодно, только не самому Слепителю – он был слишком осторожен.
– Есть результаты? – спросил Валов напоследок.
У меня чуть не сорвалось с языка слово «нет». Я вовремя спохватился и сказал:
– Мы работаем над этим, товарищ полковник.
Прервав связь, я повернулся к Юре и Лире:
– Слепитель Слепителем, а обед по расписанию. Я кушать хочу. Проболтались целый день, да всё без толку. Ничего общего между жертвами нет, они даже не знакомы друг с другом, работают в разных учреждениях, никаких общих дел не имели. Результат нашей сегодняшней прогулки – ноль.
– Не ноль, – возразила Лира. – Одну закономерность нашли.
Я подскочил на сидении.
– Какую?
– Все нападения происходили в темноте. Преступник бил по голове точно и с необходимой силой, чтобы просто вырубить, а не проломить череп, даже своей первой жертве, Дробышеву. Ты сможешь так точно сработать в почти полной темноте? И потом сам процесс удаления глаз… – Лира поморщилась. – Он тоже проходит в темноте.
– Ну и что это значит?
– Он видит в темноте, как сова, – сказала Лира.
В машине установилась тишина. Меня отчего-то пробил озноб. Враг из Тьмы, он хочет, чтобы жертвы жили в вечной темноте…
– Или у него прибор ночного видения, – нарушил я молчание. – Та штука, что выскочила из-под маски Слепителя, когда мы сцепились… Вдруг это часть прибора? Совсем забыл спросить у Валова, что сказали эксперты насчет этой штуки! Ты в курсе, Юра? – обратился я к водителю.
Тот не успел ответить: у него зазвенел телефон. Односложно помычав в трубку, он швырнул ее на центральную консоль и круто развернулся посреди улицы Кирова – одной из самых широких и оживленных в нашем городе; при этом проигнорировал две сплошные линии. Что ж, у сотрудников «органов» есть свои привилегии…
– В чем дело? – спросила Лира сзади.
– Нападение в Тыняновском университете, – сообщил Юра спокойно, обгоняя одну машину за другой. – Маньяк вырезал глаза студенту Ковылину Енисею. Он сейчас в реанимации.
– А что Слепитель? – заорал я. – Вы же охраняли универ!
– Ушел. Судя по всему, через канализацию.
– Упустили? – переспросил я и, помолчав, добавил: – Менты хреновы… Ой, прошу прощения, Юра…
Вместо ответа Никольский вздохнул – вероятно, втайне был со мной солидарен.
В этот день нам не удалось встретиться с Валовым и поделиться соображениями о ночном зрении Слепителя. И заодно узнать о новой жертве. Валов, судя по всему, задыхался под грузом навалившихся проблем, большую часть из которых создавали репортеры, с восторгом раздувавшие панику в городе и поливавшие грязью силовые структуры. Никольский отвез нас по домам – ждать развития событий.
Вечером мне позвонила встревоженная мать. Она велела не выходить из дома без лишней нужды, чтобы не схватил Слепитель, и даже не посещать работу. С отцом она уже договорилась, так что от работы я был освобожден до тех пор, пока маньяка не поймают. Я обещал закрыться на все замки и носа не высовывать из квартиры, и мама, успокоенная, отключилась.
Вмешательство мамы в мою трудовую деятельность упрощало дело: отныне мне можно не ходить на работу и больше времени уделять поискам маньяка вместе с Лирой и Валовым. Отец у меня – жесткий бизнесмен, никому спуску не дает, но мать послушает непременно. Знаю я его.
Тем же вечером я несколько раз попытался дозвониться до Киры, но каждый раз безрезультатно. То у нее было занято, то она не брала трубку. Наверное, не могла простить то, что я отклонил ее вызов днем.
Меня это особо не опечалило. Почему-то я был уверен, что Кира скоро сменит гнев на милость. И вообще, то, чем я сейчас занимался, было важнее мелких разногласий.
Мною завладел охотничий азарт родом из первобытных времен, когда наши предки гонялись за мамонтами по диким равнинам с дубинами наперевес. И азарт этот был явственно сильнее страха, который тоже поселился в глубине души… Слепитель сумел навести ужас и на меня, хотя именно я сподобился надавать ему по рылу…
Сидя вечером перед теликом, бубнящим о Роднинском Слепителе, я вспомнил, что попал маньяку локтем прямо по лицу. Следовательно, сейчас он должен сверкать фингалом или расквашенным носом. К сожалению, у полиции нет возможности проверить всех, у кого такие особые приметы.
Я резко вскочил. Стоп! Не удержавшись, я нервно хохотнул. А что, если маньяк – Симеон Коровин? Тот, кто ставит спектакли наподобие «От муладхары до сахасрары», явно имеет проблемы с психикой. Честное слово, от просмотра этого спектакля хотелось вырвать себе глаза… Днем он, в ипостаси балетмейстера, мучает зрителей вроде меня театральными постановками, а ночью, преобразившись в Слепителя, пытает бедолаг еще более изощренными методами… Кто заподозрит этого экзальтированного и манерного до тошноты гея?