Страница 3 из 123
К концу того дня в моем горле засел совершенно сухой, непроглатываемый ком: дикий крик и животный страх. Это все имена. Десятки людей, которых я знала с самого детства, людей, которых видела каждый день, людей, у которых наши семьи собирались на праздники. Все они умерли. Все они оказались погребены под развалинами лаборатории, которой отдали десятки лет своей жизни. И ей было мало. Она забрала все. Дети сотрудников остались сиротами, и мне было страшно идти в школу, потому что я боялась встретить их там. Пустых, разбитых, скомканных, будто предсмертная записка, но не выброшенных за границы жизни.
В немой скорби прошел остаток того дня, а ближе к ночи вернулись родители. Я старалась сдержать поток вопросов, но даже на те ничтожные позывы, что срывались с моих губ, не получала ответов.
– Мам...
– Как ты, милая? – налепленная улыбка и вынужденно поднятая рука, которая тут же опускалась мне на макушку. Ответное молчание – нежелание отвечать штампом на штамп.
– Что-нибудь известно? О погибших? О раненых? О чем-нибудь? – голова влево-вправо и потупленный взгляд. – Пап?..
Та же реакция.
Молчание было нашим воздухом. Молчание было повсюду. Молчание и печальный опустошенный взгляд – вот на что я натыкалась каждый раз, пытаясь отыскать нечто новое.
И лишь благодаря огромному усилию под утро я все-таки смогла заставить себя уснуть.
***
Когда это произошло, мне только-только исполнилось восемнадцать. Я не была выдающейся личностью, гордостью школы или любимицей учителей, нет, совершенно. Мои родители, работая в Лаборатории Глендейл, исследовали генетические заболевания у высших млекопитающих, а я слабо проявляла интерес к биологии. Я любила книги: фантастику и иные миры, войны и драмы, ужасы и жесткость. Не скажу, что страдала депрессией или маниакальными наклонностями, просто любила изучать психологию людей и причины их поведения в тех или иных ситуациях.
Я никогда не лезла в драки, не конфликтовала с другими учениками, тем более, учителями. Родители видели во мне идеал скромной любящей дочери, а я втайне разучивала приемы самообороны. Не хотела распространяться, но всегда мечтала о том, чтобы мне представился шанс постоять за себя.
Мне удавалось держать свое тело в форме, но это мало кто замечал: с уроков физкультуры по обыкновению сбегали. Помню, однажды, когда мне было лет восемь, папа спросил, кем бы я хотела стать, когда вырасту. Я выпрямилась, набрала в грудь воздуха и ответила, что хочу в армию. Папа рассмеялся и сказал, что таким маленьким милым девочкам можно найти и более спокойную работу, а кто-нибудь другой обязательно их защитит.
Я согласилась. Увы, ненадолго: все же жил во мне юный пророк.
Итак, на момент взрыва, мне только-только исполнилось восемнадцать лет. Год великих возможностей, особенно в Новом мире две тысячи тридцатых. Сочетание цифр, скрывающее под собой смысл победы. Над чем? Над болью, над уничтожением, над глупостью. Не окончательной, конечно же. Будь она такой идеальной, как предсказывали, тогда бы не разразилась чума. И все же, какая-никакая, но победа была.
Мы, выпускники старшей школы, с благоговением сидели на уроках истории. Мы знали: мир подписан во всем Мире, мы выиграли Третью Мировую до того, как она началась. Мы выступили за массовое просвещение, за интеллектуальное будущее, в котором ведущая роль была за учеными во всех областях. Мы выступили за шаг к Утопии, выступили всем миром и, в конце концов, сделали его.
По крайне мере, нам так говорили. Каждое утро. Каждый вечер. И еще двадцать два раза в сутки.
Подписание мирных договоров между всеми странами и открытие не просто таможенного союза, а возможности беспошлинного перемещения по всей планете было серьезным шагом, но и у этой медали оказалась своя темная сторона. Были проблемы, которые не затрагивал подписанный мир. Голод. Бедность. Мелкие вспышки национализма. Катаклизмы.
У нас в школе проводились специальные занятия. Каждую неделю – «Выживание в экстремальных ситуациях». Нам рассказывали, что делать при землетрясениях, пожарах, наводнениях, торнадо. Что делать, если упадет метеорит, если повысится уровень радиации или вода окажется зараженной какими-либо вредными веществами, в конце концов, как выжить во время Апокалипсиса. Это, пожалуй, были самые полезные уроки за всю историю школьных занятий, потому что Конец света оказался ближе, чем мы думали.
Он наступил тридцать первого октября две тысячи тридцать первого года и продолжается по сей день.
***
5 ноября 2031 года
После взрыва в Глендейле погода в Нью-Бриджпорте стала хуже, чем вообще могла бы быть. Шли нескончаемые дожди, снова и снова, что, наверное, уже превышало годовую норму осадков для штата, граничащего с Калифорнией. Солнца, столь привычного местным жителям, не было видно в течение нескольких дней, а температура держалась на жалких десяти градусах, также никак не вписывавшихся в климатические нормы юга США.
Взрыв, погода. Погода, взрыв. Две темы для разговоров местных жителей, многие из которых ссылались на небесную кару, а кто-то и вовсе на глобальное похолодание и смену магнитных полюсов Земли.
Порой, проходя мимо торговых центров и аптек, можно было заметить кашляющих и шмыгающих носом людей – так начиналась эпидемия простудных заболеваний.
В тот день перед уходом на работу мама посоветовала мне остаться дома и заметила, что школьные занятия могут потерпеть денек-другой. Я бы хотела последовать этому совету, но даже вопреки законам здравого смысла просто не смогла: бетонные стены давили на меня, не хватало воздуха, не за что было зацепиться взглядом. В новостях – траур, в интернете – траур, дома – траур, в душе – траур. Судьбе всегда было мало самого факта дурных вестей, и она не упускала возможности припомнить тебе о них. Поэтому я выбежала из дома так рано, как только смогла.