Страница 10 из 12
— Завяжи! – попросил её, и Ария, не в силах опомниться от изумления, крепко затянула на его руке узлы платка.
— Ты зачем это сделал? – спросила она, но в голосе её звучало неимоверное облегчение, будто камень с души упал.
— Ну-у-у, я же не подлец, моя милая, — протянул Феанор, — каким надо быть неблагодарным негодяем, чтобы бесчестить девушку, что предпочла своей свободе спасение моего народа от чудовища. Я не думаю, что Дагон будет проверять, девица ты, или женщина! – улыбнулся он. – А жрецы поутру будут довольны. Крови здесь достаточно!
— О да, — Ария огляделась вокруг. – Ты, пожалуй, даже перестарался!
— В самый раз! – уверил он, оглядев беспорядок на постели. – Они будут довольны, что царица сберегла свою невинность до брачного ложа! Спи! – он потянулся к ней и запечатлел чистый братский поцелуй на лбу девушки. – У тебя был трудный день, и битва грядёт вскоре. Отдыхай! – и царь легко поднялся с брачного ложа, прошёл через комнату, смыл кровь с рук в мраморном фонтане, бьющем из стены, погасил свечи и факелы, оставив лишь один, и лёг на мраморную скамью, покрытую мягкой белой шкурой.
— Феанор! – окликнула его Ария.
Она всё ещё не могла прийти в себя и поверить, что свободна, и он ничего не требует от неё.
— Чего тебе, мой ангел? – отозвался царь.
Она не видела его лица, но слышала по голосу, что он улыбается.
— Спасибо! – благодарность в её голосе была неподдельной.
— Да полно тебе! – отозвался он. – Будет!
Тишина наполнила комнату, лишь издалека доносились едва слышные весёлые возгласы пирующих, да тяжёлый шум плещущих о скалы морских волн. Ария долго лежала, глядя в полумрак, разбавленный слабым светом лампад под барельефами богов.
— Феанор! – тихонько позвала она, не выдержав этой давящей на виски тишины.
— Чего тебе? – тот час же отозвался царь. Голос его звучал ясно, он не спал.
— Мне не по себе лежать в рубашке, на которой твоя кровь, — беспомощно созналась новобрачная.
— Было бы лучше, если бы это была твоя кровь? – усмехнулся в ответ Феанор.
— Нет! – живо отозвалась Ария.
Она услышала шорох, поняла, что царь встал со своей жёсткой постели. Вспыхнул факел, прогнав сумрак в комнате. Феанор подошёл к ней, зажёг светильник, стоявший у кровати, повесил факел на стену, сел на постель.
— Спи, — голос его звучал мягко, вкрадчиво, — не бойся меня. Я тебя не трону, покуда ты будешь спать. И потом тоже, — добавил, пресекая готовый сорваться с её губ вопрос, — жрецы придут утром, и больше не будут докучать. Живи свободно, Ария, ходи, где тебе хочется, делай, что желает твоя душа, я не буду мешать тебе и ничего от тебя не потребую. Ради свободы моего народа ты отдала свою свободу – это дорогая плата.
— Благодарю тебя! – Ария приподнялась, села рядом. – Расскажи мне о Дагоне, Феанор, — попросила она.
— Страшишься битвы? – царь в упор смотрел на неё, и в этот раз синие глаза его не смеялись.
Ария увидела, как загорело под морскими ветрами его лицо, как лучатся мелкие морщинки в уголках глаз. Он держался беспечно, презрительно к перстам Судьбы, но за свою недолгую жизнь повидал и познал многое.
— Нет, Феанор, не страшусь, — ответила Ария, — я, верно, должна бы бояться, но страха нет.
— Признать свой страх – это не слабость, это сила духа, что дана не каждому, — голос его звучал спокойно и серьёзно.
Он больше не растягивал слова, говорил свободно и легко, как думал. Он совсем не походил теперь на того царя на пиру — вальяжного, разодетого, глядящего на мир с хитрым презрением. Теперь это был другой царь, радеющий за судьбу своего народа и за судьбу своей царицы. – Хорошо, что нет в твоём сердце страха, Ария, — сказал он, — а вот я боюсь за тебя, — прямо и просто сознался Феанор.
— Ты же на пиру сказал, что я справлюсь! – удивление было в её голосе. – А теперь что же, сомневаешься? А на пиру сказал мне неправду?
— Ты справишься, — уверенно ответил он. Отвёл прядь волос, упавшую ей на лицо, взял в свои пальцы, подержал, погладил и отпустил, — священные книги никогда не лгут, — добавил Феанор, — Дагона сразит последнее лунное дитя, рождённое от самой красивой любви, что когда-либо познала наша Земля. В тебе сокрыты тайные силы твоего небесного отца, Ария, и огонь горячего сердца твоей матери. Но когда я смотрю на тебя, — тревогу услышала она в голосе царя, — страх хватает меня за горло. Я забываю всё, что слышал прежде и чему верил, когда вижу тебя перед собой. Какой из тебя воин против Дагона, Ария? Ведь ты на соплях ещё поскальзываешься, царица моя!
— Верно, надо было сразиться с тобою, царь, чтобы ты понял! – вздохнула девушка. – Нешто надо превратить в ристалище эту комнату? Тогда крови здесь будет столько, что жрецы нам точно не поверят! – невесело рассмеялась она.
Феанор смотрел на неё, и волнение затаилась в глубине его синих глаз, и Ария вдруг почувствовала неудержимое желание взять в свои ладони его израненные шрамами и расписанные хной руки.
— Я не хотел обидеть тебя, моя царица, — уверил Феанор, и, будто угадывая её мысли, сам взял её руки в свои и крепко сжал, — я знаю, Последний из Ордена Сов учил тебя, и твои ладони удержат самый тяжёлый меч. Ты не можешь быть слабым воином.
Теперь, когда он ничего от неё не требовал, и она ничего не должна была ему, её не пугали прикосновения его рук, напротив, были приятны.
— Ты ничего не знаешь о Дагоне! – вздохнул Феанор, глядя ей в глаза.
— Так расскажи мне о нём! – Ария придвинулась к нему ближе и он, хоть и слово давал не трогать её, обнял, привлёк к себе, так бережно, так мягко, что последнее недоверие растаяло в ней, и она прильнула головой к его плечу, слушая его рассказ.