Страница 5 из 10
Дым поднимался к моей голове, а я висел и смотрел на приготовления. И тут Спенсер подошел ко мне, хлопнул меня по ляжке и впервые за двадцать лет вместо брани я услышал от него: «Ну что, старина, ты и впрямь добрый малый. Ты все терпишь, как настоящий добряк. Вся моя семья, моя красотка жена и двое наших крепких парней просто в восторге от тебя и очень ценят твою доброту. Ведь ты и впрямь добрый малый, старина, ты и в самом деле настоящий добряк». Я спросил Спенсера: «Ты считаешь, что я и впрямь добрый малый, ты действительно считаешь, что я настоящий добряк, старина Спенсер?» И Спенсер ответил: «Да, старина, за двадцать лет мы не слышали от тебя ни одного злого слова, ты все терпел и был покорным – пожалуй, ты самый добрый из всех, кого я встречал, ты и впрямь настоящий добряк». А я сказал ему: «А вот и нихера подобного, Спенсер, нихера подобного, слышишь?» И с этими словами я изо всей силы резко выгнулся и вцепился ему в горло зубами и тут же разорвал веревки, скрутил ими двух подонков-переростков и их шлюху-мать и бросил их в разгоревшийся костер. И тут поднялся сильный ветер. Огонь перешел на таверну, а затем и на все склады, амбары и сараи и на все сраное имущество жалкого ублюдка, которого я должен был прикончить двадцать лет назад, но не смог, потому что на меня тогда напала хандра и я стал гребаный добряк. Но сейчас хандра прошла, и я уже не гребаный добряк. Хандра прошла вместе с ветром, который впервые подул так сильно, и я понял. Я понял тогда, что это и есть последний ветер Дикого Запада, это его зов. Это зов последнего ветра Дикого Запада.
После рассказа Джесси все внезапно, не сговариваясь наводят стволы на Фрэнка. Пауза. Все с опаской смотрят на храпящего Джо. Все понимают, что, если начать стрельбу, может проснуться Тот, кто Спит. Все смотрят на Фрэнка. Фрэнку ничего не остается, кроме как начать свой рассказ.
Сцена 7
Рассказ Фрэнка о булимическом синдроме
Фрэнк. В тот самый день, когда Джо рассказал всем нам про последний ветер Дикого Запада, на меня напала хандра. Я немного взгрустнул, но подумал, что это сущий пустяк и нужно просто немного подкрепиться. Вы все знаете, что я большой любитель вкусно пожрать и в этом деле я могу превзойти любого. Но поскольку у старины Джо обычно была дерьмовая еда, я решил, что направлюсь в то заведение, где всегда имеется по-настоящему хорошая жрачка. В тридцати милях от таверны Джо есть местечко – харчевня под названием «Яйца жирного быка», где каждый день поджаривались различные части тела быка и его внутренности. Обычно, когда на меня находила небольшая хандра, я наведывался в эту харчевню и брал либо бычью печень в перце и яблоках, либо соленые бычьи кишки в надутом бычьем пузыре, вываренные в горчичном отваре из бычьих ушей. Но в этот раз я заказал свежепорубленную ногу буффало в подкопченном свином сале, острую колбасу из кишок и пару кровавых стейков слабой прожарки из голяшки молодого быка, вымоченные в остром соусе барбекю. За плитой, как обычно, стояла жирная негритянка Долли, чьи ляжки по восемьдесят фунтов каждая лоснились от жира и возбуждали во мне еще большее желание. Часто я просил ее сдобрить готовое блюдо несколькими тяжелыми каплями ее жирного молока, которое постоянно протекало сквозь заляпанный сальный фартук из ее огромных черных сисек. В этот раз, съев в один присест все четыре блюда, я хлопнул ее по заднице: «Эй, текущая самка Долли, а теперь ну-ка сваргань мне что-нибудь по-настоящему особенное в этот погожий денек!» Перезрелая негритянка подтерла грязной рукой вытекающее молоко и подмигнула мне: «А я как раз и припасла для тебя кое-что особенное, ковбой». – «Ну так давай же поторопись, чертовка, шевели же своими жирными ляжками». И через каких-то пятнадцать минут Долли вынесла мне на сковородке какую-то шипящую мясную массу, которую я тут же проглотил. Она была и впрямь необычна на вкус, поэтому я спросил старушку: «Ах ты бестия, и впрямь это что-то необычное! А ну-ка скажи, что это было!» Долли снова подмигнула мне и с гордостью произнесла: «Это был бычий член, ковбой. Бычий член, обжаренный в свиных мозгах. Член самого крупного буффало, водившегося в этих краях, которого не далее как сегодня утром завалил мой славный муженек». Как только чертовка это произнесла, я внезапно ощутил резкий приступ тошноты и тут же выблевал все пять сожранных мною блюд прямо в вырез ее платья на лоснящиеся черные сиськи. Я не просто немного сблеванул, это был вонючий поток, настоящий чертов фонтан гребаной мерзкой блевотины. Долли невозмутимо переждала этот поток, а потом протерла концом своего фартука осевшие на ее сиськах куски мерзкой жижи и молча отправилась обратно к плите. Сразу же как только я изрыгнул из себя этот поток, я ощутил приступ адовой хандры и не менее адова голода. Я крикнул в спину Долли: «А теперь повтори, чертовка, повтори все эти блюда, добавь еще несколько просоленных бычьих глаз и, конечно же, не пропусти еще бычий член, тупая башка!» Долли кивнула в ответ и через какое-то время мой стол снова был заставлен тарелками и сковородками с кипящим мясом и внутренностями. И снова я наполнил свой желудок до отвала, и вновь меня накрыл приступ тошноты. Долли в этот момент как раз подошла к столу, чтобы унести пустую посуду, и на этот раз я залил ее своим потоком гребаной блевотины от ног до ее кудрявой полуседой головы. И снова Долли была невозмутима, только убрала рукой особенно мерзкие куски мяса и спросила: «Ну что, ковбой, еще раз повторить?» От блевания у меня уже закружилась башка и стали подкашиваться ноги, но я прохрипел: «Повтори, чертовка, повтори, адская бестия, и не забудь туда бычий желудок, перетянутый свиными жилами, ну и, конечно же, главное, не пропусти бычий член, еще один бычий член, старая карга!» Долли снова приготовила, и снова все это закончилось моим блевом, на этот раз был заблеван весь пол – весь пол и даже некоторые стулья пенились от вонючей жижи с кусками непереваренной жратвы, и уже казалось, что от смрадного запаха сейчас обрушатся стены этой гребаной харчевни. А Долли уже готовила свою острую стряпню, а я изнывал от голода и хандры, которые становились сильнее с каждым разом. С каждым разом меня выворачивало все сильнее, мне казалось, что еще немного и я выблюю все свои внутренности, но каждый раз голод снова накрывал меня, а Долли все готовила и готовила, уже не дожидаясь моей новой просьбы. Постепенно в гребаной блевотине потонули все стулья. Стулья, затем столы, а потом уже и мы с Долли оказались по шею в этой пахучей тяжелой жиже. И когда я изрыгнул очередной фонтан, Долли как-то странно посмотрела на меня и сказала: «Ну что, ковбой, сегодня двадцать лет с тех пор, как ты первый раз блеванул в этой харчевне. Двадцать лет с тех пор, как я первый раз приготовила тебе бычий член. Готовить тебе его снова?» – «Да, чертовка, да, да, готовь, да, я хочу новый член и побольше, готовь мне еще один новый бычий член!» Но Долли на этот раз не стала торопиться. А, подмигнув, произнесла: «Твоя хандра так не пройдет, ковбой. Все эти члены – ничто по сравнению с членом Алмазного быка. Тебе нужно найти Алмазного быка, ковбой. Или ты прямо сейчас захлебнешься в своей собственной блевотине – видишь, ее уровень уже дошел до твоей шеи. Я твой ветер Дикого Запада, ковбой. Я ветер, и я говорю тебе – прямо сейчас направляйся в таверну Джо. Прямо сейчас. Я тебе говорю, ты слышишь? Я – последний ветер Дикого Запада, и я говорю тебе – иди в таверну Джо, чтобы увидеть член Алмазного быка. Иди туда прямо сейчас».
И вот я здесь, в таверне Джо. Ведь я услышал зов последнего ветра Дикого Запада. Я услышал зов последнего ветра Дикого Запада.
Сцена 8
Рассказ Фрэнка окончательно вывел всех из себя. Ведь теперь каждый из разбойников не был по-настоящему уверен в том, что последний ветер Дикого Запада позвал именно его. Начинается беспорядочная перебранка. Джо по-прежнему храпит.