Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 54 из 174

Это сцена 11.

 

В ролях:

Муся Бурлескман в роли колоколистки.

Юнона Авось в роли колокольщицы.

Барбара Рис в роли колоколини. Шестого разряда колоколини, между прочим.

Олежа, в роли недоумевающего простофили, рассказывающего о своем злом близнеце.

Мэр Берлименко и дочь его, в ролях самих себя, собственно.

 

Читать: тихо, смиренно, вы в божьем храме...

 

 

Черно-белая камера показывает мультфильм, где девочка встречает ВОЛКА в лесу. Девочка несет лукошко, а ВОЛК – мощный заряд агрессии и страха.

Конец съемки.

 

Надпись на стене борделя трактирщиков Лососевых-Маленьких: «Да не будет одежды мужской на женщине, и да не наденет мужчина женское платье, ибо мерзость пред Богом, Всесильным твоим, всякий делающий это (Втор 22:5).»

 

И еще надпись: "Скоро он придет за тобой".

 

Кто придет? Олег не понимал. Но надпись всегда бросалась в глаза. Как и то, что написано было похожим почерком на фразы помадой внутри борделя.

Рядом со стеной трактира Лососевых были мусорные баки, потом шла металлическая изгородь, сад, и другая стена – православного храма. Там надписей не было, Олег их не помнил. Гораздо чаще он взирал в сторону борделя.

Но сейчас Олег смотрел именно на купола. Он нередко ходил в церковь. Но сейчас зайти туда для Корешкова было сложно потому, что на входе стоял Берлименко. Точнее, сидел на лавочке в своем пальто. К нему подбежала молодая девушка. Берлименко улыбнулся, хотел встать.

– Сидеть! – крикнула девушка. Берлименко замер и покорно уставился на неё, похожий на теленка.

– Папочка, дай!

Берлименко дал. Он не спрашивал, сколько, просто полез в карман и дал. Вирджинии, дочке, хватило.



Когда она отошла, Олегу показалось, что Берлименко совсем на него не смотрит. Корешков засвистел, потом отлупил себя по губам, понял, что этим сам же себя и выдает. Он подходил к воротам церкви, поглядывая на Берлименко. Тот не сводил глаз с высокой дамы в красной юбке, коричневом манто и в красной шапке-кандибобере. Дама смотрела на что угодно, только не на церковь. Когда Олежа уже подходил, дама завопила.

– Смотрите, это же смотритель! Маяковский!

Берлименко и еще несколько людей обернулись. Олег почувствовал на себе взгляд, вздрогнул и пустился наутек, подгоняемый словами мэра:

– Ты смотри на него! Ты смотри!

Это означало: «А НУ ПОШЕЛ ОТСЮДА ЮРОДИВЫЙ НА ХЕР К ЧЕРТЯМ СОБАЧИМ, ЧТОБЫ БОЛЬШЕ ТЕБЯ НЕ ВИДЕЛ ТУТ ПАДЛА В БОЖЬЕМ ХРАМЕ».

И Олег, что бы скрыться от гнева мэра – прыгнул в кусты. Кусты розы. Как символично – из лона одной Розы, попал в другое лоно, тоже розы. Вот только эта роза была гораздо колючей предыдущей, той, что проститутка.

Олежа тихо подвывал. Все два его платка уже были полностью в крови. Он понял, что дочурка мэра и он сам ушли, вылез (ценой болючих порезов) из кустов розы, что рядом стоят две дамы. Обе протягивают к Олегу, лежащему и скулящему на брусчатке, платки.

Олежа даже чуть улыбнулся, взял женские ткани и закрыл ими лицо. Только когда Олег убедился, что кровь больше не идет, он встал с брусчатки.

«Да это те ряженые с клуба мафии! Только Муси той нет!» – подумал Корешков.

– Да, это мы, – сказала Барбара. Она была в красной юбке, коричневом манто и красной шапке-кандибобере.

– Что? – переспросил Олег.

– Ты только что выкрикнул: «Да это же те ряженые! С клуба мафии!».

– Я ничего не кричал.

– Ты просто громко подумал. А Муся сегодня на работе. Я тоже там работаю иногда. Мы все три – по очереди. Колоколистками, – сказала Юнона. Она была в красной юбке, коричневом манто и красной шапке-кандибобере.

– Колокольщицами, – добавила Барбара. Одна работает, две околачиваются рядом с церковью, слушают.

Барбара указала на колокольню храма.

– Ага, – сказала Юнона.

– Мне надо к Мусе. Он меня пригласил.

– Категорически не пустят тебя в храм, – сказала Барбара.

– Мы договорились, – сказала Юнона.

– Вы не хотите, чтобы я виделся с этой вашей... тьфу, этим вашим Мусей? То есть, Андреем?!

– Хм, ты знаешь его имя?

– Да. Вчера сказал мне его.