Это игра

Конец съемки.

Черно-белая, дрожащая камера показывает, как травести-актер корчится в кресле, стоящем на полу забитой хламом лаборатории. Рядом – инвалид в коляске, молча взирающий на это. На глазах травести – странного вида очки, будто бы мерцающие голубоватым электрическим ореалом. Это – единственный цветной элемент на видеозаписи. Чем сильнее корчиться травести, тем чернее он становится…

Конец съемки.

Черно-белая, дрожащая камера показывает, как две дамы смеются с маленького мальчика в розовом платье.

Конец съемки.

Черно-белая, дрожащая камера показывает, как травести-актер корчится в кресле, стоящем на полу забитой хламом лаборатории. Под кресло падает пена со рта актера. Рядом – инвалид в коляске, молча взирающий на это. На глазах травести – странного вида очки, будто бы мерцающие голубоватым электрическим ореалом. Это – единственный цветной элемент на видеозаписи. Чем сильнее корчиться трвести, тем чернее элемент становится, и тем белее, точнее, бледнее светится его лицо…

Конец съемки.

Андрей не выдержал и вскинул руки к небу. Палец, до этого почти не реагирующий на боль Андрея, подъехал к нему и отключил очки. Василевич безвольно раскинулся в кресле, и если бы хозяин логова не поддержал бы его, оказался бы на полу.

– Да. Это больно. Я знаю. – Шептал Палец. Андрей не слушал ничего.

.

.

.

– Они одели на меня платье. И смеялись. Долго и нудно смеялись.

– Что там было еще?

– Семья. Мама Рита и сестра Даша. И эта её идиотка подруга, Эмма.

– Потом что было?

– Потом у Даши неожиданно началась первая менструация. – Андрей говорил сквозь слезы, всхлипывая и давясь слюной. – Здравствуйте, девчонки. Тема нашего сегодняшнего выпуска – первая менструация. – Последнее Андрей сказал измененным голосом, словно диктор.

Палец смотрел на своего необычного гостя, проникаясь к нему доверием. Это было то самое доверие, которое не зависит от внешних проявлений. Его нельзя привить словами, услышать, нет. Нельзя и увидеть что-то такое, что вызвало бы именно подобный тип доверия. Его, так неожиданно нахлынувшего на Пальца, можно было только почувствовать. И Виктор чувствовал – этот смешной парень в костюме распутной барышни ему совсем не чужой.

Ученный откатился от стола и кресла, на котором сидел Василевич и поехал к стеллажу пробирок. Виктор взял колбу с красным наполнителем и вернулся.

– Это – своеобразный кисель. – сказал Палец. – он не токсичен, не имеет запаха и крови. – Тут Виктор осекся, отвернулся, но тут же продолжил, – я хотел сказать вкуса. Но его и не нужно обонять или пробовать. Смотрите. Вспомните без очков. Что произошло в тот вечер?

– Ночь. Была ночь. В ту ночь…

Палец разлил красный кисель из пробирки на стол. Вязкая субстанция приняла форму чернильного пятна и замерла. Вскоре она смешалась со рвотой Андрея.

– Я не хочу. – Сказал Андрей после того, как его стошнило.

– Вы давали слово. Это уже и мой интерес тоже. Я даю вам нужные воспоминания, неужели вы не можете отблагодарить мене тем же?!

– Очень больно. Противно, больно, и невыносимо…

– Вы все же только играете женщину, но не являетесь ею. Хватит ныть! Что вы видите на столе?

– Кровь. И грязь.

– В ту ночь было очень много крови. Её стало больше, когда… когда…

Андрей снова заплакал.

– Вы меня вынуждаете. – Сказал Виктор и подъехал к Василевичу. Очки оказались на нем…

.

.

.

ДЕВОЧКОЙ БЫТЬ ЛУЧШЕ!!!!!!!!!! – Вот что звенело в черепе Андрея. Крик мамы и Эммы отбивался от стен и звонким рикошетом попадал в нутро Андрею.

Они все видят кровавое пятно на полу и пугают Андрей в платье. Даша сидит на коленях у мамы. Они смеются с Андрея и тот убегает.

– Девочку ВОЛКИ не съедят, чего бы там не говорили!!!! Это пацана сьедят!!! А девочка с ВОЛКАМИ общий язык найдет. Как? Вырастешь – узнаешь.

– Это твое первое произведение, моя девочка. – Говорит Эмма.

– Моя кровинушка. – Говорит мама Рита. – Капельку тебе на лобик, по капельке тебе на ноготки...

Черно-белая камера дрожит, ибо показывает нечто ужасное – в посещение, разбив окно, пробирается что-то, похожее на ВОЛКА. Все женщины кричат, а Андрей так вообще сбегает в свою спальню. ВОЛК с диким ревом нюхает пятно крови на полу, воет, и бежит к красному дивану. Что было потом – вам лучше не знать.